Анатолий Безуглов - За строкой приговора

Было поздно. Вагонный шум затихал. Володя уснул. Проснулся он от того, что кто-то дергал его за ногу.

- Молодой человек, ты чей будешь?

- Ничей.

- Билет у тебя есть?

Володя молчал.

- Заяц, значит. А ну слазь! Давай, давай! Понапускали здесь всяких, а потом удивляются, куда вещи пропадают. Проводник!

Володя кувырком слетел с полки и сразу же попал в объятия рыжего мужчины.

- Ну, ну, торопыга! Постой. Вот до станции доедем - в милицию сдадим.

На первой же остановке его действительно повели в отделение милиции. Вел его проводник, а сзади шла женщина, та самая, которая первая его заметила, и на ходу рассказывала любопытным:

- Поднимаюсь за кошелкой... Батюшки! Он уже возле нее. И хитрый какой: спящим притворяется, носом даже посвистывает. Хорошо, что успела, а то бы поминай как звали. Из молодых, да ранний! И откуда только такие берутся! Воспитывают их, воспитывают, а они только и думают, как бы своровать что-нибудь. В милиции его проучат! Не посмотрят, что малолеток. Там знают...

Но что в милиции "знают", она досказать не успела. Володя вырвал руку и, боком проскочив мимо двух женщин, бросился в здание вокзала.

- Держи! Держи!

Он выскочил в коридор и лицом к лицу столкнулся с франтовато одетым парнем, над губой которого чернела узкая полоска усиков. Тот мгновенно схватил его за плечи и втолкнул в дверь комнаты, которая находилась за его спиной.

- Тише, шкет! Зацапают...

Володя стих. У самых дверей послышался топот ног и громкий разговор.

- Мальчишка здесь не пробегал?

- Нет. А что, стащил что-нибудь?

Когда шаги стали удаляться, парень открыл дверь и сказал:

- Со мной пойдешь.

Так Володя познакомился с вором-рецидивистом Сашкой Силой.

Новый знакомый жил на окраине города в маленьком домике, где снимал комнату у владелицы дома Марьи Гавриловны, которая работала санитаркой в фабричной больнице. Марья Гавриловна часто дежурила, и в эти дни квартирант чувствовал себя здесь полным хозяином.

- Мой младший брат. Приехал погостить, - представил он Володю хозяйке. - Пока поселится со мной. Не возражаете?

Нет, Марья Гавриловна не возражала. Жил один - теперь будут жить двое. Не все ли равно?

Она достала из заваленного всяким старьем чулана раскладушку и передала ее квартиранту.

- Вот. Для брата. Одеяло дать?

- А как же, мамаша. И одеяло, и матрасик... - И, обернувшись к Володе, сказал: - Мамаша - человек, мать родная, а не мамаша. Я у ней заместо сына. В общем, устраивайся, мамаша заботу проявит, а я - в город. Делишки кой-какие...

Пришел Сашка только под вечер. Плотно прикрыл дверь. Оглядел щуплую фигуру подростка, усмехнулся.

- Жирка не набрал... Чего нет, того не имеется. Ну, выкладывай.

- Что? - не понял Володя.

- Что за пазухой: анкетку, биографию, заявление о приеме на работу... Поездушник?

- Не понимаю...

Сашка провел пальцами по тонкой линии усиков, тихо свистнул.

- Э-э! Совсем зеленый! Дерьмо гусиное! - Он был явно разочарован. - По первой? Ну ладно. Так не так, а перетакивать не будешь. Стаж - дело наживное. А теперь храпанем. Завтра поговорим.

Он сбросил пиджак, сдернул сорочку. На его голых мускулистых руках загримасничали вытатуированные женщины с рыбьими хвостами, якоря, сердца, пронзенные стрелами. На предплечье было написано: "Не забуду мать родную".

- Вы моряк?

- Вроде того.

Он подкинул в печь несколько поленьев и, смотря на огонь, задумчиво сказал:

- Хорошо. А в Воркуте сейчас под тридцать. Слыхал про Воркуту? "Воркута, Воркута, южная планета. Двенадцать месяцев - зима, остальное лето".

- Вы к родным туда приезжали?

- А как же, к родичам. У меня вкруг родня, а в особь на севере. И родня, и кореша...

Сашка свалился на постель, натянул на голову одеяло и мгновенно захрапел.

Днем Сашка пропадал. Приходил только вечером или поздно ночью. Иногда к нему приходили гости.

Входя, гости подозрительно оглядывались, здоровались, перебрасывались с хозяином какими-то непонятными словами. Часто спорили, ругались, пили водку, распевали воровские песни. Почти всегда запевалой был Сашка. Пел он любовно, вполголоса, что называется "со слезой".

Однажды пришел Колька Сухотин, которого Володя знал раньше. Ему было лет семнадцать, но Володя слышал, что он уже дважды судим за воровство. Год назад он несколько месяцев работал на комбинате. "Золотые руки. И голова какая ни на есть имеется, - говорил о нем начальник столярного цеха Коспянский. - Но вот беда: привык к легкой жизни... А потом Колька ушел из поселка, "захватив" с собой пятьсот рублей из профсоюзной кассы.