Такая красивая, теплая... Вам, конечно, этого не понять.
Он притих, отрешенно глядя в окно.
Меня кольнуло слово "теплая". Очень понятное, человеческое слово. И мне вспомнилось, что он приезжал в Крылатое поставить памятник. Может быть, внутренний его мир, который я представляю себе, мало чем похож на настоящий? Кто-то сказал, что человек может быть и великим и ничтожным...
Жалость сдавила мне грудь. И тут же возникла досада на самого себя: расслабился.
- Продолжим, - сказал я. Залесскии печально кивнул. - Как вы думаете, кто мог убить вашу жену?
- Не знаю... Не могу себе даже представить кто...
- Когда вы написали письмо, куда вы его дели?
- Кажется, в тумбочке валялось... Знаете, решиться на такой шантаж...
- Кто-нибудь помимо вас с Аней знал о существовании письма?
- Нет, - подумав, ответил Залесскии.
- Коломойцеву не говорили о нем?
- Нет.
- А Ципову?
- Ни в коем случае... Может, Аня кому-нибудь сказала? Теперь не узнаешь...
- Когда вы зашли утром девятого июля домой, где лежало письмо?
- На столе.
- В вашем доме часто бывали друзья, знакомые?
- Ну как часто? Бывали. Так ведь какие развлечения в совхозе? Ко мне люди тянулись. - Это он произнес не без гордости. - Молодежь в основном.
- Из района кто-нибудь бывал?
- Из района? - задумался Залесскии. - Инспектор отдела культуры.
- Юрий Юрьевич?
- Да. Раза два был сотрудник районной газеты Шапошников. О клубе писал.
- А из других городов?
- Кто поедет в такую глушь? Впрочем, ребята из стройотряда заходили в гости...
- Что за гость был у вас двадцать пятого июня?
- Двадцать пятого июня? - удивился 5алесский.
- Да, Генрихом зовут.
- Нет, не было у нас никакого Генриха... Я точно помню, - ответил Залесскии.
- И друзей у вас с таким именем нет?
- Есть. В "Вечерней Одессе" работает. Но я знаком с ним всего три месяца... Постойте, какого, вы говорите, числа?
- Двадцать пятого -июня, - повторил я.
- Так меня в этот день не было в Крылатом, Ездил в Североозерск... Да, в отдел кинофикации... Откуда мне знать, были у нас гости или нет? Думаю, Аня сказала, если бы были...
Он спокойно выдержал мой взгляд. Был Залесскии двадцать пятого июня дома или нет, я в данный момент проверить не мог. И продолжать разговор без убедительных фактов не имело смысла. Приезжал же Генрих в Вышегодск в отсутствие Залесского. Из показаний Завражной, к которой приходила в тот вечер Аня за иконой, на этот счет нет особой ясности. Залесская сказала, что опять приехал какой-то "тип". О муже, кажется, речи не было. Он мог и отсутствовать.
А если бы даже Аня сказала, что Валерий был? Мы не знаем, какие отношения у нее с Генрихом. Соврать недолго...
- А восьмого июля вы никого не ожидали в гости?
- Нет, не ожидал... Ожидал бы, так не отправился к Коломойцеву.
- Свидетели показывают, что восьмого июля Генрих приезжал в Крылатое. Около десяти часов вечера. Может, вы что-нибудь заметили утрем девятого июля дома? Окур"н, например, или еще что?
Залесскии сдвинул брови, напрягая память. Посмотрел в пол, в окно, на меня. И покачал головой:
- Нет, не заметил. Да и не до этого мне было.
Не знай, что с ним произошло. Он вдруг совершенно потерял интерес к тому, о чем я его спрашивал. Углубился в себя, о чем-то тихо, упорно скорбя. После перенесенного потрясения Залесскии или не мог, или отказывался со мной разговаривать. "Нет... не знаю... не видел..." - сит рго ответы.
Я решил оставить вопрос о Генрихе на следующий день.
Залесскии подписал протокол не читая, молча взял повестку на завтра и, отрешенно попрощавшись, вышел из кабинета.
Подождав несколько минут, я позвонил в опорный пункт охраны порядка ожидавшему звонка участковому инспектору, на чьем участке проживал Залесскии. И тут же выехал на машине прокуратуры произвести в доме Залесских обыск. Если Генрих дружил с Валерием, то вполне вероятно могло отыскаться письмо или еще что-либо, подтверждающее их знакомство. И если бы Залесскии захотел уничгожить эти доказательства, то не успел бы: я опередил бы его.
Через двадцать минут-мы стояли с понягыми (два соседа) и участковым инспектором перед массивной высокой - дверью с медной табличкой "Адвокат Г. С. Залесскии".
Звук звонка еле пробивался на лестничную площадку.
Дверь приоткрылась, и в проеме показалось недоуменное лицо женщины, холеное, с яркими звездочками бриллиантов в мочках ушей. Не знаю почему, но такие сережки. - в тонкой оправе, простые и строгие-казались мне всегда верхом аристократизма.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу