Софья Дубинская - Следы неизвестного

то категорически заявил:

— В Одессу я не собирался ехать.

Ошейников, опасаясь, видимо, еще более ухудшить свое положение, твердил противоположное: договорились встретиться в Одессе и там разделить деньги с вычетом долга.

На очной ставке, где дело опять чуть не до драки дошло, ничего нового выяснить не удалось. Следователь верил Яковлеву.

Но суду, Сысоев знал, нужны были не догадки, а доказательства, четко определяющие степень вины каждого преступника.

— Продлевать срок? — удивился Блоков, когда Сысоев пришел к нему. — Да ты что, Сергей Аверьянович! Преступление расследовано тщательно. Действия каждого преступника определены и при подготовке, и в момент совершения преступления. Деньги найдены. Ущерб возмещен. Какие у тебя еще сомнения?

— У меня нет достаточных доказательств, определяющих степень вины каждого.

— А знаешь, сколько у нас продлений?

— Но я не могу, Алексей Матвеевич, по этой причине передавать в суд недостаточно полно расследованное дело!

— Он не может!.. Ну ладно, — понизил голос Блоков. — Сергей Аверьянович, ты же не считаешь, что у нас судят слепые и глупые люди. Неужели ты думаешь, что они не поймут? Ошейников уже дважды сидел — раз. Он подбивал Яковлева ограбить «Рубин», что у тебя доказано, — два. Он фактически забрал все похищенные ценности, отягощая свою вину, — три. Этого за глаза хватит, чтобы суд определил ему более жесткое наказание!

— Алексей Матвеевич, я убежден, что Ошейников заслуживает и получит более тяжкое наказание, хотя для этого и не собрана еще часть доказательств. Но я думаю еще, что Яковлев-то заслуживает значительно меньшего срока! Ведь не такой он закоренелый преступник! А в этой части дело аргументировано совсем плохо. Нужно исследовать период вовлечения Яковлева в преступную деятельность.

— Вообще-то, Сергей Аверьянович, у нас тут не научно-исследовательский институт, а следственный отдел… Ну хорошо, пойдем к Ломтеву. Иди готовь письмо прокурору.

Нелегкий это труд — самому себя сечь. Нещадно. По самым стыдным местам… Примерно такие ощущения были у Сысоева, когда он составлял письмо. И все-таки упрямо тыкал пальцами в свой старенький «Прогресс», который одно за другим вышлепывал слова о его, сысоевских, недоработках. Письмо получилось убедительным…

Ломтев выслушал доклад, как обычно — не перебивая. Долго листал дело. Прочитал письмо.

— Да, Сергей Аверьянович… С вашим-то опытом… Неужели за два месяца вы не могли как следует изучить личности обвиняемых…

— Наказывайте, товарищ полковник, но срок продлевать надо.

— Сам вижу, что надо… С чего предполагаете начать?

— Прошу разрешения поехать в командировку в Медный-1. Надо проследить примерно полугодовой период в жизни Яковлева до момента преступления. Учился неплохо. На учете в милиции не состоял. А потом произошел какой-то срыв… Непонятно, почему бросил работу. Надо проверить производственную характеристику. Сами знаете: пустят иногда мальчишку по воле волн, а потом пишут нам: норм не выполнял, прогуливал и прочее.

— Взаимоотношения Яковлева и Ошейникова, — продолжал Сысоев, — тоже требуют исследования. Например, на последнем допросе Яковлев сказал, что его «друг» принес книгу «Уголовное право. Часть особенная» и показал страницу со статьей сто сорок пятой: вот, мол, больше семи лет не дадут. А сам, судя по его поведению, знал о девяносто третьей — прим… Козодоева упоминала, что Ошейников часто хвастал своими прошлыми «делами», которые якобы всегда кончались удачей, так что картежный долг был не единственной формой давления. Но все это еще предстоит доказать.

— Что ж, — Ломтев подписал письмо, — идите теперь к надзирающему прокурору…