Софья Дубинская - Следы неизвестного

Еще один день кончался. Сысоев позвонил: арестованного пора отправлять на ужин.

Очную ставку следователь все-таки провел, только уже с другой целью. Ошейников заметно старался переложить побольше вины на Яковлева. И, кажется, перестарался. Каждый протокол допроса начинался с того, что «Яковлев сделал…», «Яковлев предложил мне…», «Первый об этом сказал Яковлев…» Правда, после уточняющих вопросов, в ответах чаще начинало Мелькать «мы». Но еще ни разу Ошейников не назвал себя инициатором по самому пустячному эпизоду. В такое распределение ролей плохо верилось. Против этого восставал и здравый смысл, и материалы дела.

Ошейникову двадцать восемь лет. Отбыв последний срок, жил в Жданове. Бежал из города, так как против группы лоботрясов было возбуждено уголовное дело за растление несовершеннолетних. Его интимная связь с пятнадцатилетней могла дорого обойтись. Приехал на Кольский полуостров, подался на лесоразработки. Использовав поддельные права, устроился в леспромхоз шофером. В пьяном виде сел за руль и разбил машину. Опасаясь разоблачения, скрылся, предупредив об этом только свою любовницу — фельдшерицу из медпункта. Пробрался на строительство Серебрянской ГЭС, но вскоре вынужден был бежать и оттуда: вылезла наружу попытка продать молодым рабочим наркотики, взятые им у фельдшерицы. Последние шесть месяцев бродяжничал, жил сначала за счет молодой художницы-оформителя из строительного управления, потом перебрался на хлеба к Козодоевой.

Прошлое Яковлева не было таким бурным. Окончил одиннадцать классов. Год не работал: пытался поступить в институт. Не выдержал конкурса. Вернулся в Медный-1 и начал работать на руднике, в транспортном цехе. Потом рассчитался и уехал. «Надоело» — единственное объяснение. В Мурманске попытался устроиться на производство — не получалось. Ночевал где придется, подзарабатывал на погрузке вагонов. Потом встретился с Ошейниковым. Два месяца продолжались пьянки, закончившиеся ограблением сберкассы. Парень рослый, крепкий — ему бы сейчас в армии служить. На его беду, что-то там с сердцем…

Быть ведущим в этой паре, как старался представить дело Ошейников, Яковлев не мог. Чувствуя это, Сысоев все же вынужден был в листы протокола писать фразу за фразой, которые сплетались в петлю вокруг шеи двадцатилетнего преступника. А что поделаешь? Ошейников обвиняет — Яковлев молчит. Своего ума в него не вложишь, задавать же наводящие вопросы нельзя. Остается один путь — писать то, что слышишь, а потом на каждое показание Ошейникова искать контрдоказательства…

Сейчас накопились улики, опровергающие оговор младшего подследственного старшим. По крайней мере в двух эпизодах Ошейников явно перестарался: он заявил, что Яковлев подбивал его напасть на кассира леспромхоза, а потом замышлял ограбление магазина «Рубин». Яковлев, допрошенный в связи с этими фактами, неохотно, но все же показал, что инициатором в обоих случаях выступал его «друг».

Сысоев чувствовал себя достаточно спокойно перед этой очной. Яковлев, начав догадываться, что приятель ведет себя подло, стал вроде защищаться. Он сказал, что разговор о «Рубине» случайно слышала Козодоева. Вызванная на допрос Козодоева подтвердила:

— Ошейников предложил. Потом сам же и отказался: с таким, говорит, сопляком лучше сразу в уголовный розыск идти. Все равно завалит.

Разговора о планах нападения на кассира не слышал никто. Но мог ли предполагать такое Яковлев, никогда не бывавший в леспромхозе? Ошейникову будет неуютно на очной — это факт. И еще у Сысоева была одна надежда: неужто Яковлев не заговорит по-настоящему, когда увидит, как напарник старается утопить его, чтобы смягчить наказание себе?

…Очная ставка длилась уже больше часа. Ошейников, державшийся вначале очень уверенно, теперь заметно скис: о свидетельских показаниях Козодоевой он, понятно, не знал, а когда узнал — почва ушла из-под ног. Продолжая сваливать вину на Яковлева, он, однако, уже не говорил столь уверенным тоном. Сидел не развалившись на стуле, как прежде, а напряженно скорчившись, будто готовясь к прыжку.

— Вопрос к Ошейникову, — продолжал Сысоев. — Расскажите, когда, где, в какой обстановке у вас с Яковлевым происходил разговор о намерении напасть на кассира леспромхоза?

— Не помню…

— Вы отрицаете, что такой разговор был?

— Нет, я не помню, где он происходил…

— В «Горке»! Теперь вспомнил? — зло подал голос Яковлев.

Сысоев строго взглянул на него, приказывая молчать. Прищурив глаза, посмотрел на него и Ошейников.