Софья Ролдугина - Кофе со льдом

— Не самый удобный путь, — негромко произнес Крысолов. — Однако другого нет. Вы позволите, леди?..

И, прежде чем я сказала «да» или «нет», он подхватил меня на руки. Не так уж легко — все же ростом я пошла скорее в бабушку и отца, чем в мать — но и не с натугой. На секунду замер, привыкая к весу — и быстрым шагом прошел по скрипучим доскам. Я, признаться, немного испугалась и даже зажмурилась, чтобы не видеть тот ужасный момент, когда Крысолов потеряет равновесие, и мы рухнем прямо на груду камней… Но обошлось.

Наверху, у двери, Крысолов со всем почтением поставил меня на ноги и отвесил шутовской поклон:

— Прошу прощения, леди. Без всяких сомнений, вы сумели бы подняться и сами, но я не смог удержаться. Слишком велико было искушение.

Алея, как майская роза, я поправила слегка сбившуюся назад шляпку — злосчастный револьвер все же изрядно мешался, вопреки моим оптимистическим расчетам — и пригрозила:

— Искушение — удел слабых… «Тот, кто слишком часто поддается искушению, рискует упустить истинную драгоценность» — так говорила святая Роберта Гринтаунская.

— Я не зайду слишком далеко, — заверил он меня и снова поклонился, на сей раз уважительно. — Прошу, леди. Нам предстоит нелегкий подъем — увы, такова цена за возможность увидеть звезды…

— Что ж, все на свете имеет свою цену.

Откровенно говоря, я подумала, что Крысолов слегка преувеличивает, когда говорит «тяжелый»… Но лестница оказалась настоящим испытанием. Не знаю, сколько было в ней ступеней, но последние преодолевала уже не леди Виржиния, а ее задыхающаяся, но очень, очень гордая тень.

Крысолов, что характерно, не стал останавливаться и предлагать мне отдохнуть. И за это я была ему весьма благодарна.

Отчего-то мне казалось, что путь наш должен был закончиться в комнате с часовым механизмом. Но мы поднялись выше — по подвесной лестнице, через люк, на открытую всем ветрам площадку над нею. С земли ее не было видно… Зато нам отсюда было видно все.

Город. Огни. Небо…

Некоторое время я просто стояла у края, опираясь на парапет и до рези в глазах вглядываясь в ночную даль. Луна давала достаточно света, чтобы рассмотреть контуры домов, ртутно-блестящую ленту реки, отметить темную громаду парка Черривинд… Кое-где виднелись желтоватые огни — не все горожане спали. В богатых кварталах горели фонари, бедные же были погружены в непроглядный мрак. Бледная луна, окруженная гало, нежилась над городом, как свернувшаяся серебряная змея.

Ветер трепал мою шаль и юбки, норовя сбросить за парапет, но мне было все равно. Я дышала ночью и городом, чувствуя себя невероятно свободной… и, пожалуй, это был лучший из возможных подарков. Какие там звезды!

— Леди Метель, — окликнул меня Крысолов. Я обернулась — он стоял у противоположного края рядом с… телескопом?!

— Помилуйте, Небеса… откуда вы его взяли, сэр Крысолов?

Он шагнул и взял меня за руку.

— Это секрет. Взгляните, леди. Я уже настроил его…

Крысолов позаботился не только о развлечении, но и о комфорте. Разглядывать звезды я должна была сидя на широкой скамье с деревянной спинкой, укрываясь теплым плащом. Впрочем, сразу приступить к занятиям астрономией не получилось — я случайно задела какое-то колесико, и изображение в окуляре стало мутным. Попыталась исправить положение — но сделала только хуже. Крысолов понял все без слов — по одному моему разочарованному вздоху — и предложил:

— Позвольте мне поправить… — а затем без лишних церемоний присел рядышком, на скамью, слегка оттеснив меня к краю.

Тут-то и сказалась усталость, долгий подъем, пьянящее воздействие свежего воздуха… да мало ли что! Поначалу я терпеливо дожидалась, пока Крысолов снова настроит телескоп, и только куталась в толстый шерстяной плащ. Но постепенно голова моя клонилась все ниже и ниже. Тепло волнами распространялось по телу… Последнее, что отложилось в памяти — сонные попытки держаться прямо, а потом — что-то теплое под щекой и чужие руки, удерживающие сползающий плащ.

Я уснула — самым позорным образом, даже не взглянув на звезды.

…на небе ни облачка. Оно невероятно густого, сочного синего цвета — немного похоже на подаренные дядей Рэйвеном сапфиры, только темнее. Луна словно напитана гранатовым соком — смотришь на нее, и на языке даже появляется кисловато-вяжущий привкус. Гал охищно шевелит огневидными лепестками — жуткое, похожее на ожившую корону, раскаленную докрасна.