Софья Ролдугина - Кофе со льдом

Завершив гневную тираду, я залпом выпила остывший кофе, немного привела себя в порядок и вызвала Магду — сказать ей, чтоб она заварила мне ромашки для успокоения нервов.

Ведь злость и попытки заниматься бухгалтерией плохо сочетаются.

С ла Роном я столкнулась в тот же день, но — удивительно — не в кофейне, а в галерее, куда отвела меня леди Клэймор, не теряющая надежды приобщить свою блудную подругу к эфемерной прелести искусства. Выставка была якобы «знаковая» — приезжали какие-то загадочные «романские кубисты». Но, несмотря на все старания леди Клэймор привить мне хороший вкус, в который раз я осталась равнодушной к современной живописи.

Увы, сколько ни буду слушать и смотреть — никогда не пойму, почему просто красиво нарисованное яблоко — это «пошлый натюрморт», а яблоко, состоящее из одних углов, да еще с треугольным листочком на веточке — это «смелость, граничащая с шедевром»!

— Решили приобщиться к творчеству сеньора Рикко, леди Виржиния? День добрый!

— Приветствую вас, мистер ла Рон, рада… — «видеть вас в своей кофейне снова» чуть было не сказала я по инерции, но вовремя умолкла и приветливо улыбнулась. — Что привело вас в Королевскую галерею?

— Как всегда, работа, — развел руками репортер и сделал знак фотографу, чтоб тот прошел дальше и продолжил съемку. — Мой коллега, который обычно заведует обзорами событий в мире искусства, тяжело заболел, а он выручал меня несколько раз… Вот, подменяю его. Правда, в кубизме я не слишком разбираюсь, — добавил он громким шепотом, смешно задирая брови. — Но тут главное сыпать терминами и этак слегка снисходительно восхищаться. Так что пока погляжу, а к вечеру сяду за статью. Видите — ношусь, как проклятый, пишу за двоих.

— О, успехов вам в этом непростом деле, — улыбнулась я и кивнула стоящей неподалеку леди Клэймор, давая понять, что у меня деловой разговор. Она сразу поняла — не в первый раз такое происходило — и продолжила разглядывать картины. — К слову, вы читали ту ужасную статью в последнем номере «Вестей Аксонии»?

Ла Рон в лице переменился.

— Только не говорите мне, что видели эту… эту… эту недоделку! Какой позор — такая солидная газета, и в ней кошмарная, насквозь скандальная статейка о призраках! Как вспомню — стыдно становится за всю нашу журналистскую братию… Леди Виржиния, я не знаю, кто этот человек, но у него определенно есть покровитель, — трагически подытожил ла Рон, тяжело вздохнул и вытер испарину со лба тыльной стороной руки. — Этот «мистер Остроум», который взял себе сейчас наивульгарнейший псевдоним «Озабоченная Общественность», пишет такие статьи, что ни один приличный редактор их не пропустит. В «желтых» газетах по четверть рейна — да, но не в «Бромлинских сплетнях» и не в «Вестях Аксонии». Знаете, у него статью завернули только однажды. Когда он хотел написать о том злополучном бале в ночь на Сошествие. Я видел текст — очень много посвящено героизму какого-то сэра Фаулера, распознавшего заговорщика, который прятался за образом леди в розовом платье. И еще — домыслам о том, кем могла быть захваченная в заложницы Леди Метель, — со значением произнес ла Рон и бросил на меня неожиданно острый взгляд, но я ответила очередной безмятежной улыбкой. — Всего одну статью завернули. А ведь даже меня — меня! — частенько просят «придержать» материал. Каково, а?

«Две статьи», — подумала я, вспомнив разговор с дядей Рэйвеном несколько дней назад.

Интересно, это действительно всего лишь совпадение, что многие статьи «Остроума» так или иначе касаются меня?

Не знаю, что послужило причиной — дневные ли волнения из-за статьи, насыщенный ли вечер в кофейне или подоспевшая документация на новую текстильную фабрику на западе графства Эверсан, но усталость подкосила меня прямо в кабинете. В половине второго ночи я еще, кажется, пыталась вчитаться в смету, присланную управляющим на подписание… но потом — провал в памяти и сон.

Очень, очень странный сон.

…а жара всё не спадает.

Девять дней — ни дождинки, ни даже вздоха прохладного ветерка. Город, туманный и сырой в любое время года, словно засунули в раскаленную печь. Жухнет и выцветает листва на деревьях; обмелевший Эйвон пахнет мертвой рыбой; гарь и дым постепенно выползает из «блюдца» Смоки Халлоу и подбирается к благополучным районам. Уже сейчас люди там кашляют и нет-нет, да и поглядывают на небо: не видно ли тяжелых ливневых туч на горизонте?

Но небо по-прежнему лишь блеклая, выжженная, злая голубизна.