Дик Фрэнсис - Смерть на ипподроме (Кураж, Нерв)

Он так перепугался, что у меня на душе стало легко. И, поставив стакан, я рассмеялся.

— Ничего, не беспокойтесь. Но поймите, сообщать об этом Национальному комитету пока еще рано. Я предпочитаю, чтобы наш милый Морис попался с поличным.

Но у меня пока что не было никакого практического плана. А у милого Мориса оставались зубы. И весьма острые.

Хотя ни я, ни Тик-Ток не участвовали на другой день ни в одной скачке, я все-таки умыкнул у него машину, поехал на ипподром в Аскот и обошел пешком весь скаковой круг, чтобы посмотреть, в каком состоянии дорожка. Задувал резкий северо-восточный ветер, и земля на скаковом кругу была твердая, а на самых открытых местах даже тронута морозом. До сих пор зима стояла на удивление мягкая, но высокое чистое небо зловеще предвещало холода.

Хоть один денечек еще — вот все, что мне было нужно, — еще один денечек. Около рва с водой я пнул землю каблуком-с той стороны, где лошади приземляются. И она дрогнула, а не поддалась.

Я обошел весь круг, мысленно планируя скачку. Если земля останется такой же твердой, нужно взять быстрый темп. Для Образца это подходит: ему придется скакать с полной нагрузкой. Его сухое стремительное тело не очень-то годится, чтобы нестись по грязи со всем этим свинцом.

Около весовой меня остановил Питер Клуни. Лицо у него было бледное, исхудавшее, на лбу появились морщины вид самый похоронный.

— Я все вам выплачу, — воинственно заявил он.

— Ну и ладно, — мягко ответил я. — Когда-нибудь. Никакой спешки.

— Вы не имели права за моей спиной давать деньги и продукты. Я хотел вернуть вам все тут же, но жена не позволила. Мне это не нравится: мы не нуждаемся в благотворительности!

— Вы дурень, Питер, — сказал я. — Ваша жена правильно сделала. И вам придется привыкнуть к мысли, что каждую неделю вы будете получать коробку с продуктами. До тех пор, пока не начнете снова прилично зарабатывать.

— Нет, — почти закричал он, — я этого не приму!

— Не понимаю, почему ваши жена и ребенок должны страдать из-за вашей болезненной гордости. Но я объясняю, чтобы вам стало легче. Вы никогда не получите работу, если будете ходить с видом побитой собаки. Никто вас не наймет, пока вы будете выглядеть жалким и несчастным. Вам нужно подбодриться и доказать, что вы стоите того, чтобы вас наняли. А я лишь пытаюсь избавить вас от одной из забот, чтобы вы могли чуточку больше думать о скачках и чуточку меньше о своем холодном доме и пустой кладовке. Так что вам придется с этим примириться… Это — ради вас. Но уж не вздумайте больше опаздывать!

И я ушел, оставив Питера с разинутым ртом.

Я пытался восстановить то, что разрушил Кемп-Лор. Приехав на ипподром, я издали заметил его. Он оживленно говорил что-то одному из распорядителей, а тот смеялся. Стройный, белокурый, крепкий на вид, — казалось, он притягивает все взгляды.

После четвертой скачки мне принесли телеграмму: «Заезжай за мной к „Белому медведю“ Аксбридж 6.30 вечера очень важно Ингерсол».

Мне захотелось громко выругать Тик-Тока — Аксбридж находился в противоположной стороне от дома. Но машина все-таки принадлежала и ему.

День тянулся медленно. Противно было стоять и наблюдать за скачками. Особенно после столь убедительного выступления на Ботве. Но пользуясь своим собственным советом, я старался выглядеть повеселее. И был вознагражден. В отношении ко мне наметилось явное потепление. Жить становится куда легче, когда люди вокруг уже не стесняются заговаривать с тобой. Хотя большинство и воздерживается от выводов до окончания скачек с участием Образца. Я ничего не имел против. Образец — боец настоящий, и потом я помнил обещание Джеймса, что его будут охранять, не спуская глаз.

После окончания я еще поболтался немного на ипподроме. Надо было убить два часа до того, как ехать в Аксбридж за Тик-Током. Телевизионщики поднимали свои, похожие на эшафоты башни, готовясь к завтрашней передаче состязаний на Зимний Кубок. Командовал ими Гордон Килдер, все в том же темно-синем полосатом костюме, с тем же выражением многообещающего молодого чиновника. Он прошел мимо меня с привычной полуулыбкой, означающей, что хотя он и не знает, с кем здоровается, но улыбается на тот случай, если позже все-таки обнаружит, что этот кто-то — важная шишка.

— Вы были у нас в передаче. Нет, не подсказывайте… — Он наморщил лоб, потом щелкнул пальцами. — Финн, точно, Финн! — Но торжествующая улыбка тут же стала сползать, он припомнил, что говорилось обо мне позже.