Рауль Мир-Хайдаров - Судить буду я

Это решение несколько успокоило Сенатора, и он, вспомнив про чемодан, резко сорвался с места — сколько же ему положили долларов и положили ли вообще? Судя по весу, "деревянных" денег ему не пожалели, чемодан, перехваченный вверху бельевой веревкой, сегодня был куда тяжелее, чем в первый раз. Откинув крышку, Сенатор ахнул — чемодан до верха был заполнен… конфетами, редкими ныне шоколадными конфетами. На минуту он растерялся — что бы это значило? Но он лихорадочно сунул руку в глубь чемодана и вытащил плотную банковскую упаковку, она оказалась пачкой долларов, в тысячедолларовых купюрах. Судя по толщине пачки — он привычно оценил — сто штук! Сто тысяч долларов! А может, это еще не все?

От волнения, нетерпения он не стал рыться, а вывернул содержимое чемодана на ковер, но среди пачек новых двухсот- и пятисотрублевых купюр долларов больше не было. Но рублей было гораздо больше, чем в прошлый раз, миллионов пятнадцать, как прикинул на глазок Сенатор; хотя мог и ошибиться; его визуальный опыт все-таки строился на сторублевках, а тут купюры были покрупнее, к которым он еще не привык. Но в любом случае — пятнадцать миллионов или двадцать — количество радовало, он ведь рассчитывал на сумму гораздо меньшую, а о долларах даже не мечтал, не предполагал, что хан Акмаль, оказывается, давно знал им цену. А при нынешнем курсе "зеленых" это огромные деньги — с такой суммой можно было размахнуться.

Сенатор повеселел, и мысль об альянсе Японца с его кровными врагами перестала тревожить душу. Власть и деньги магически действуют на человека, философствовал он, укладывая вновь в чемодан миллионы из Аксая. Доллары он определил в особый ящик старинного двухтумбового письменного стола, ловко переоборудованного под домашний сейф, чувствовал, что они скоро пригодятся. Ведь он обещал Сабиру-бобо после встречи с московскими адвокатами самому выехать в первопрестольную, чтобы на месте руководить операцией по вызволению хана Акмаля из подвалов КГБ — с такой пачкой долларов и с миллионами "деревянных" можно было рассчитывать на успех.

Упрятав "деревянные" в чемодан, доллары в сейф, он раздумывал: то ли самому собрать конфеты с ковра, то ли вызвать кого из домашних, как вдруг снова раздалась настойчивая трель звонка, очень похожая на междугородный, и он рванулся к телефону. Но звонок оказался местным, звонил Миршаб, он, даже не расспросив о здоровье, поездке, так же как и Газанфар час назад, сказал с тревогой:

— У меня есть важная новость. Не возражаешь, если я подъеду через полчаса?

Сенатор машинально обронил "да", и разговор тут же оборвался. "Ну и денек, что ни новость, то какая-нибудь пакость…" — чертыхнулся Сенатор и поспешил на кухню, чтобы распорядиться насчет завтрака и насчет конфет, разбросанных на полу.

Миршаб появился чуть раньше назначенного срока, еще в окошко Сухроб Ахмедович увидел, какое озабоченное лицо у его верного соратника, заметил он, и как тот нервно хлопнул дверцей новенькой "девятки", а ведь Салим умел держать себя не хуже Шубарина, чья манера поведения у них почиталась за образец. Но, войдя в дом, Миршаб любезно поздоровался с женой Акрамходжаева, пошутил с детьми, и, глядя на этого улыбчивого, с иголочки одетого человека, вряд ли можно было сказать, что его одолевают проблемы, заботы… Салим прекрасно держался, и хозяин дома порадовался за своего друга. И тут Сенатор вспомнил однажды оброненное Шубариным: мужчина должен нести тревогу в себе, хранить ее тайну, не расплескав из нее ни капли, ибо тревога, словно ртуть, опасна для окружающих, особенно для близких, домочадцев. Но как только они остались одни, у него в кабинете, беспечность, любезность, радушие пропали с лица Салима. Он, конечно, сразу приметил чемодан у письменного стола, даже приподнял его, понимая, что там деньги из Аксая, но расспрашивать о поездке не стал.

Миршаб устало плюхнулся в кресло и поспешил сообщить явно беспокоившую его новость.

— После твоего неожиданного отъезда в Аксай вечером я узнал из неофициальных источников сногсшибательную весть, что в "Лидо" во время презентации выкрали важного гостя Шубарина, того самого американца, что сидел на банкете рядом с тобой. В тот день, когда ты встречался с Сабиром-бобо, Шубарин перетряс весь город, но тщетно, американец словно сквозь землю провалился. И тут происходит любопытное: прокурор республики и начальник уголовного розыска тоже каким-то образом узнают об этом факте, хотя официальных сообщений о пропаже гражданина США нигде не было. Ко мне, как и к Камалову, поступают сводки происшествий и по линии КГБ, и по линии МВД. Но Камалов и Джураев знают не только о похищении, но даже располагают сведениями, кто решился испортить Артуру праздник, и выручают Шубарина. И я насторожился сразу: с чего бы это Камалову проявлять столь щедрый жест в отношении Японца, ведь он не может не знать, что мы с тобой состоим у него в друзьях, а мне на Новый год в ресторане он сказал прямо: "Я включил счетчик, слишком много вы с Сенатором мне задолжали". Так не спелся ли за нашей спиной Артур с прокурором и с этим вездесущим полковником Джураевым? Если так, мы должны быть с Японцем предельно внимательны и ни в коем случае не делиться планами в отношении Ферганца. Судя по весу чемодана, судьба Камалова решена, для Сабира-бобо смерть прокурора равна жизни хана Акмаля…