Рауль Мир-Хайдаров - Судить буду я

Да, шансы Сенатору на свободе вроде светили радужные, но… оставался жив и на своем посту прокурор Камалов. Он-то, Ферганец, ни на минуту не смирится с поражением, для него он был и остается только преступником, и от своего прокурор не отступится, такая уж порода, кремневая, не характерная для Востока. И прежде чем строить планы на будущее, стоило разобраться с Камаловым раз и навсегда, иначе вновь окажешься в наручниках, тут обольщаться не следовало. То, чего не удалось сделать Миршабу, теперь придется решать ему самому, на ничью прокурор никогда не согласится.

Конечно, он догадывался, что положение у Камалова ныне не то, что раньше, для многих радикалов, которыми буквально кишит каждая отныне суверенная республика, человек, назначенный из Москвы — а прежде прокуроры республики утверждались прокуратурой страны, — виделся чем-то вроде прокаженного. Не способствовало его популярности среди "демократов" и то, что он некогда преподавал в закрытых учебных заведениях КГБ. Догадывался Сенатор, что пост Генерального прокурора страны (а так, видимо, будет называться должность Камалова в связи с независимостью Узбекистана) приобретает новое качество, становится важнейшей государственной должностью, и могучие кланы наверняка уже обратили внимание, что в этом кабинете оказался чужой, пришлый, которого самое время спихнуть с кресла, многим он тут уже стал поперек горла. И этот вариант не следовало сбрасывать со счетов — тогда бы проблема разрешилась за счет чужих усилий, только нужно знать, где полить бензином и вовремя поднести горящую спичку, но по этой части они с Миршабом имели опыт. Камалов без своего поста не представлял бы опасности, в таком случае пусть живет и здравствует, но если он каким-то образом закрепится — говорят, в Верховном Совете он многим депутатам по душе, — тогда остается один путь…

Но теперь, после трех покушений подряд, застать Камалова врасплох вряд ли удастся, случай исключался, и он наверняка знает, что за ним идет целенаправленная охота. Возможно, прокурор даже знает, кто выдал лицензию на его отстрел, но, догадки к делу не пришьешь, нужны факты, свидетели, суд. А до суда в наше время довести дело не простое, он это понял после неожиданной смерти Артема Парсегяна в подвалах местного КГБ. Да, Камалова теперь заманить в ловушку трудно, он всегда начеку, даже в больнице, и там выстрелил первым. Хотел Миршаб на другой день по горячим следам добить Камалова в палате среди дня — опять не получилось: тут вмешался в события вездесущий полковник Джураев, он заставил выделить особую, безоконную комнату прокурору и выставил под видом медпоста охрану. Тесное сотрудничество этих двух людей становилось опасным, Джураев, давно работавший в органах, конечно, лучше других знал расстановку сил в республике, ее тайную жизнь, кто есть кто и на что способен, и наверняка часто консультировал прокурора, большую часть жизни прожившего в Москве и за границей. О частых визитах начальника уголовного розыска республики в здание прокуратуры на Гоголя докладывал Газанфар, попавший в сети Сенатора и Миршаба из-за ловко подстроенного крупного картежного проигрыша.

Так рассуждал Сенатор в долгую бессонную ночь после возвращения с презентации, но какие бы планы ни строил, всем упиралось в Камалова, и, засыпая под утро, он решил первым делом встретиться с Газанфаром, может, он, работающий в прокуратуре, подскажет новые уязвимые места Ферганца. Но утром, выезжая из ворот собственного дома в старом городе, он увидел прогуливающегося напротив в тени столетних ореховых деревьев человека. Одет он был для Ташкента несколько странно — в сияющих шевровых сапогах и, несмотря на жару, в темном, несколько великоватом, дорогом костюме, новом, но давно вышедшем из моды. И вдруг Сенатора осенило — да это же Исмат из Аксая, он некогда доставлял его из резиденций хана Акмаля в горах прямо к этим воротам, чтобы доложить потом Шубарину по телефону, что ваш друг дома и за дальнейшую его жизнь аксайский Крез ответственности не несет. Да, это был Исмат, Сенатор даже услышал знакомый скрип добротно сшитых сапог. Понятно, человек, приехавший так издалека, караулил его не случайно, и Сухроб Ахмедович, остановившись, пригласил гонца в машину. Отъехав от дома, они обменялись приветствиями, и Сенатор спросил, почему не позвонили по телефону и назначили встречу.

— Сабир-бобо не велел, — ответил кратко Исмат и добавил: — Ваш телефон может прослушиваться.