Когда после форосского фарса Горбачев вернулся в Москву, он обронил фразу, ставшую крылатой: "Я вернулся в другую страну". Выходило, что и Артур Александрович возвращался тоже в иное государство. Узбекистан, по его сведениям, со дня на день должен был объявить о своей независимости, суверенности. Но это лишь внешняя канва, очевидная для всех, а он-то знал скрытый от широких масс реальный процесс, происходивший в распадающейся стране и Узбекистане, получившем исторический шанс стать самостоятельным государством. Уезжал он в Мюнхен из бурлившей, но единой страны, а возвращался в еще более накаленную обстановку. Десяток новых государств мгновенно породили своим появлением тысячи проблем и забот, порою трудноразрешимых.
Задумывая свой коммерческо-инновационный банк, он догадывался о сложностях, но то, что он стал вдруг нужен диаметрально противоположным силам, не предвидел. Он не хотел втягивать свой банк, мечту всей жизни, в политику, но, желая спасти жизнь Анвару Абидовичу, невольно связал себя с партией, которая скорее всего перейдет на нелегальное положение, то есть станет незаконной, ибо, судя по прессе, ее либо собственный Генсек распустит, либо ее запретят пришедшие к власти демократы. Руководящие структуры у всех объявивших суверенитет республик одинаковы, и повсюду в них — от райисполкома до саночистки с двумя дерьмовозами — правили коммунисты. Запрет партии при едином государстве не добавлял Шубарину дополнительного риска, ибо, по убеждению Анвара Абидовича, коммунисты повсюду, и в Узбекистане тоже, не сомневаются, что они еще вернутся на политическую арену и снова станут правящей партией.
Но он смотрел дальше Анвара Абидовича, бывшего секретаря обкома. Коммунистическая идея настолько дискредитировала себя, особенно в национальных республиках, что наверняка новые политические силы начисто отметут коммунистическую идеологию, ее цели, но сохранят структуру правящей партии, ее имущество. Короче, лишь сменят вывеску, перекрасятся, не сделав даже малейших кадровых перемещений, и вместо "коммунистическая" в названии новой, естественно, правящей партии появятся слова "народная" или "демократическая", или оба слова вместе, они для нашего слуха звучат обнадеживающе. Причем таким образом, видимо, поступят во многих национальных республиках, и лишь в России коммунисты лишатся реальной власти и, возможно, подвергнутся гонениям. В таком случае он вынужден будет помогать не только заграничной партии, но и чуждой для Узбекистана идеологии.
Вот в какое положение он ставил свой банк, где, судя по сообщению Коста, вовсю шел монтаж оборудования.
Получив сообщение о смерти Парсегяна, Шубарин не сомневался, что Сенатор не упустит этот шанс и выйдет на свободу, ибо с развалом государства влияние его соперника, прокурора республики Камалова, назначенного из Москвы, убывало с каждым днем. Суверенитет Узбекистана гарантирует свободу и хану Акмалю, его дело, наверное, передадут в республику, а дома не найдется суда и судей, которые решатся объявить аксайского Креза виновным, хотя и будут располагать шестисоттомным делом и тысячами свидетелей. А оказавшись на свободе, хан Акмаль и дня не смирится со сложившейся обстановкой в республике, попытается вернуть власть и положение, благо людей, желающих стать под его знамена, хоть отбавляй, а с ними Артур Александрович прежде водил дружбу. Выходит, и эти попытаются втянуть его и банк в политические игры. Ведь Анвар Абидович заявил прямо: кто не с нами — тот против нас,
Оставался еще и преступный мир — первым предложивший сотрудничество и тоже обещавший покровительство. Они жаждали на выгодных условиях отмывать деньги от наркобизнеса и темных дел.
Срок возвращения на родину близился, и Шубарина беспокоило, что Коста до сих пор не мог отыскать человека, знавшего о возможностях его банка. Установи они гонца, потянулась бы цепочка и к тем, кто за ним стоит, а стояли, видимо, люди серьезные, если пытались гарантировать безопасность банка, работающего с "грязными" деньгами.
Выходило, что первый клиент еще не поднялся по высоким мраморным ступеням бывшего здания "Русско-Азиатского банка", а его хозяина обложили со всех сторон.
— Я видел вчера "Мазерати", — встретил утром Нортухта неожиданной новостью прокурора Камалова. Видимо, он не забыл разговор, состоявшийся полгода назад у ресторана "Лидо".
— Где? Какого цвета? И кто ее хозяин? — с интересом спросил Хуршид Азизович.
Читать дальше