Григорий Брейгин - Расследование продолжается

Однако к разговору о Панове мы еще вернемся. Сейчас же я хочу рассказать о семье Владимира Ивановича. Дело обстояло так.

Когда старшего сына Гончаровых задержала милиция, следователь порекомендовал сотрудникам детской комнаты оформить иск о лишении супругов родительских прав…

…Заседание народного суда. Зал полон народу. На скамье, низко опустив голову, сидит Анастасия Гавриловна и исступленно шепчет одно и то же: «Господи, боже мой, господи, боже мой!» Женщины плачут, слушая горестный рассказ несчастных заброшенных детей. Мать же смотрит на сыновей удивленно, будто это не о ней идет речь. Каждый из выступавших говорил о необходимости лишить Гончаровых родительских прав… И Анастасия Гавриловна вдруг поняла, что это у нее, Насти, хотят отнять ее детей. Поняла и закричала:

— Я же добра своим детям хотела! Разве я враг им? Святой человек отец Алексей спас жизнь Гришеньке. И это он велел мне вести детей к богу, чтобы спасти их от геенны огненной.

— Это вы Алексея Панова святым называете? — спросила судья и рассказала о похождениях афериста Панова, зачитала отрывки из его собственноручно написанных показаний, все три копии приговоров суда.

Невозможно передать, какое впечатление это произвело на Гончарову. Сначала с тайной надеждой в голосе она повторяла: «Не может быть! Не может быть!» А потом, когда сомнений насчет личности «святого» не осталось, женщина разрыдалась.

Перед уходом суда в совещательную комнату Настя, все еще всхлипывая и вытирая слезы, обратилась к судье:

— Оставьте мне детей! Запутали меня, задурманили голову. Оставьте детей, без них мне жить не для чего!

Суд вынес решение оставить Михаила и Григория Гончаровых на воспитание родителей. Прошло несколько лет, и семья, если можно так выразиться, совершенно выздоровела. Не сразу, но навсегда. Дом снова стал родным и уютным. Анастасию Гавриловну окружили вниманием товарищи по работе, к ней постоянно заходили учителя и школьные друзья ее сыновей. Пелена с глаз спала…

Я замолчал. Сергей Петрович, не дождавшись продолжения рассказа, вздохнул:

— Да, невеселая история…

Мы медленно шагали в сторону гостиницы. Вдруг прямо над нами сверкнула молния и грохнул гром. Крупные редкие капли дождя зашлепали по асфальту. Мы прибавили шагу, но не успели пройти и половины квартала, как хлынул дождь. Промокшими до нитки прибежали мы в свой номер. Гроза скоро прошла. Мы сидели, не зажигая огня, у распахнутого окна и курили.

— Д-да, невеселая история, — после долгого молчания повторил Сергей Петрович. — Так для чего же вы мне рассказали ее? Вы отрицаете пользу религии, имея в виду мнимого святого? Ведь Панов проходимец, и религия к нему никакого отношения не имеет.

— Да, но проходимец Панов имеет отношение к религии, — возразил я. — Кроме того, Ефросинья Андреевна, ее дочь Настя — вполне порядочные люди. Но до чего же вера в бога исковеркала их жизнь! Самые естественные человеческие чувства, материнскую любовь извратила…

А вы говорите, добру учит религия! Да это страшная сила, и где она пройдет, там остаются руины. Я рассказал вам историю только одной семьи, а сколько таких трагедий разыгрывается за глухими стенами домов, обитатели которых ждут счастья только от бога! Вы и сами отлично это знаете. Не раз, наверное, читали в газетах о жертвах религиозного изуверства, о несчастных, отдавших религии годы своей жизни.

А если говорить о моральной ценности религии, скажите честно: много ли вам приходилось встречать священнослужителей, ведущих достойный образ жизни?

Сергей Петрович посмотрел на меня несколько рассеянно.

— Нет, не припомню…

— Вот видите, — продолжал я. — Но я все-таки не берусь утверждать, что все служители культа — скверные люди. Наверняка есть среди них люди честные, порядочные, но запутавшиеся в тенетах религии. И в ком из них не уснул разум, те ищут и находят истину в жизни действительной, в жизни нашего общества. Порывают с религией, отрекаются от сана, от своей прежней жизни, от своих заблуждений.

И если хотите, вот мой вывод. Я считаю не случайным, что проходимцы типа Алексея Панова, «бывшие» люди, и те, кто в лихую для Родины годину шли на службу к ее врагам, находят себе пристанище в религии. Основанная на лжи, пропитанная ложью религия ничего не теряет, опекая всяких подонков. Церковь цепляется и за таких людей, потому что им нет места в жизни и они служить будут ей верно. Цепляется главным образом, конечно, потому, что видит, как рушатся ее основы, как неудержимо и бесповоротно покидает ее паства, цепляется, как говорят, «не ради Иисуса, а ради хлеба куса».