Екатерина Лесина - Алмазы Джека Потрошителя

– Приезжай, – сказала она и повесила трубку.

В кухне, такой огромной и неудобной, построенной шестиугольником, Лера налила себе воды и разбавила ее валокордином. Сердце екало. И душе было неудобно в теле, как будто бы Лера сделала что-то плохое. К приезду Полинки стало лишь хуже. Та вошла, не разуваясь, оставляя на древнем паркете грязные следы.

– Похороны устрой, – велела она с порога. – Только без особых там… ну не мне тебя учить экономии. Главное, проводили старушку. Мир ей.

– Мир.

– Сегодня у нас что? Среда. Значит, в пятницу и займемся.

– Чем?

– Переоформлением. Господи, Лер, ты тут сама не двинулась, часом? Или собралась меня нагреть? – Взгляд Полинки сделался колючим. – Учти, сестричка, тебе в этой игре не тягаться.

Лера обняла себя. Ей было зябко, муторно. И старуху жаль до слез. И квартиру, которую продадут в чужие руки. И придет конец древним тканым обоям с розами и папоротниками, дубовому паркету да лепнине. Хотя лепнину, может, сохранят. Лепнина нынче в моде.

Полинка же обходила комнату за комнатой, делая пометки в крохотном блокнотике.

– А книги где? – спросила она, добравшись до зала с роялем.

– Вот…

– Не дури, Лерунь. Ты знаешь, что это – не те книги, – Полина облокотилась на рояль, крышка которого изрядно запылилась. – А если не знаешь, то у меня списочек имеется…

Она развернула блокнот к Лерке, почерк у Полины остался мелким, нечитабельным, но Лера знала список наизусть.

Жорж Санд 1837 года. «Крейцерова соната» Толстого, изданная в последний год века девятнадцатого. Горьковский «Жрец морали» и прижизненное издание Пушкина.

– Они принадлежат мне.

– Неужели?

– У меня бумага есть.

– Бумага, значит? Знаешь, куда засунь свою бумагу? Дура! Идиотка! Да тебя же…

– Тебе хватит, – Лера вдруг поняла, что больше не переживает, ни за мертвую старуху, ни за квартиру, теперь тоже совершенно мертвую. А значит, не будет ей больно. – Здесь много еще осталось.

Наверное, Полинка по лицу все поняла. И смирилась. Убравшись из квартиры, она вернулась в пятницу, после похорон, но не одна, а со смуглым типом, похожим не то на испанца, не то на еврея. Тип постоянно потел и вытирал руки женским платком с цветочками. Лера, не желая видеть этих двоих, спряталась на кухне. Туда и принесли бумаги.

Вообще бумаг было много, бесконечное море страниц с волнами строк и маяками печатей. Закончилось все как-то и сразу. Полинка деньги отдала, принесла сумку и кинула на кровать:

– Твоя доля. Стоимость книг я вычла. И еще, сестренка, мой тебе совет – сваливай из города.

К совету Лера не прислушалась. Квартиру она подобрала в тихом райончике, в доме, недавно возведенном и лишенном истории. Денег хватило и на ремонт, и на книжные шкафы.

Иван не стал спрашивать, откуда взялись сначала книги, а потом и деньги. Только попросил:

– Не связывайся больше с этой стервой.

Откуда он узнал про Полинку, осталось неясным. Но Лера пообещала, что связываться не будет. И как знать, не случилось ли все лишь потому, что Лера не сдержала слово?

Засвистевший чайник вывел Леру из раздумий. Она с трудом поднялась, склонилась над умывальником и сплюнула ком кислой беловатой слюны. Чай заваривала зеленый, сыпля из пачки – конечно же, Полинка не удосужилась пересыпать чай в герметичные банки – экономно.

Чайные листья кружило вальсом, пар поднимал ароматы малины и липы, насыщенные, радостные, и Лерины страхи совсем отступили. Разве мало Лере забот? Да предостаточно. И одна, новая, всего неделю как осознанная, требовала решения.

Андрюшка сам зашел.

Приоткрылась беззвучно дверь, и в щели появилась вихрастая Андрюшкина башка.

– Не помешаю? – поинтересовался он, и Саломея ответила:

– Нет.

В щель Андрюшка протискивался боком, руки держал скрещенными на груди, видом своим выражая смирение пред неизбежностью. Впрочем, смирения этого хватило лишь на несколько секунд. Оглядевшись, Андрюшка нагловато поинтересовался:

– А женишок твой где?

– Отдыхает.

Сон его спокоен и крепок, как у человека с чистой совестью. Или вовсе без оной.

– Без тебя? Ну и ладно. Нам кузнец не нужен. Поссорились? Мы с Веркой тоже ссорились. Хотя нет, вру. С ней не поссоришься. – Плюхнувшись на козетку, Андрюшка водрузил ноги на кофейный столик. Резиновые шлепанцы выгнулись, а из-за края выглянули пальцы. Большие давным-давно проделали дыры в носках, но Андрюшка сделал вид, что лишь теперь заметил это и ему слегка неудобно, но лишь слегка, ведь известно, что дырявые носки – признак истинного мужчины.