Екатерина Лесина - Алмазы Джека Потрошителя

– Сволочь, – Саломея надела кольцо. – Запредельная сволочь.

Получилось не разреветься.

Кабинет ресторана – шкатулка, обитая рыжим сафьяном. Кукольные люди сидят вокруг кукольного стола. На белой скатерти кирпичного цвета салфетки выстроились шахматным узором.

Бутылка водки возвышается над тремя рюмками.

– Пей, – приказывает дядя Паша, собственноручно наливая до краев.

Далматов пьет, залпом, не ощущая горечи.

– Молодец, Илюша, что сам пришел. Ну, показывай…

Сесть не предлагают.

Далматов ставит коробку на стол. Дядя Паша откидывает крышку мизинцем и любуется содержимым.

– Ну видишь. Можешь, когда захочешь. А то как баба, право слово… не хочу, не буду… Запомни, Илюша, так дела не делаются. И был бы кто другой на моем месте, прикопали бы и тебя, и рыжую твою.

– Она ни при чем.

– Так порядку ради. Ну да все ж хорошо? – Дядя Паша хлопнул в ладоши.

Подали кейс.

– Пересчитывать будешь?

– Нет.

– Правильно. Партнерам доверять надо. В этой жизни без доверия никуда… мальчики, проводите Илюшку до машины. А то вдруг кто деньги заберет, и станут говорить, что дядя Паша слово не держит.

– Погодите. Я… я знаю, зачем вам камни.

– И зачем? – Пальцы сцепились в замок. Брови нахмурились. Осторожней, Далматов, следи за языком, пока он у тебя еще есть.

– Оборотная сторона. Равновесие. Поэтому нужны были определенные камни. Тело. Душа. Разум. Сердце. Стороны квадрата уравновешивают друг друга. А саламандра изменяет знак. Минус на минус и плюс в итоге. Вместо смерти – спасение. Кого вы собираетесь спасти?

– Фантазер ты, Илюшка. – Дядя Паша рассмеялся и махнул на дверь: – Иди уже. Оставь старика…

И вправду проводили до машины, держались в отдалении, делая вид, будто впервые Далматова видят. И только старший, неповоротливый, сказал напоследок:

– Ты это… не особо языком. Ясно?

Куда уж яснее, и Далматов собирался последовать мудрому совету.

Утро он встретит изрядно пьяным, в компании девятнадцатилетней Офелии, мечтающей о карьере и муже или хотя бы спонсоре. Далматов предложит ей сделку.

Офелия согласится.

Это будет честно, но солнце откажется выходить на небо, и день наполнится снегопадом и сумраком.

Наступит зима.

В этой комнате солнце создадут искусственно. Множество ламп дневного света. Французские окна. Светлый тюль с золотыми звездами. Игрушки.

Множество кукол с вырезанными глазами.

И светловолосая девочка, сосредоточенно ковыряющаяся в панцире черепахи ножом.

– Анечка, смотри, дедушка приехал.

Девочка отложила нож и медленно поднялась. Движения ее были заторможены, а глаза – пусты.

– Смотри, милая, что я тебе привез. – Дядя Паша встал на колени и протянул странное ожерелье из ящерок и камней. – Правда, красивое?

Девочка завороженно уставилась на алмазы.

Синий. Зеленый. Красный. Желтый. Синий… было немного щекотно. И больно. И в волосах чесалось. А еще стало страшно, а потом хорошо.

– Дай, – попросила девочка. И дедушка отдал. Застегнул на тоненькой шее.

– Теперь все будет хорошо, – пообещал он.

И Анечка согласилась: да, хорошо. Ей хорошо. Очень тепло и немного страшно быть в комнате сломанных игрушек. Кто их поломал? И зачем?

Она спросила у дедушки, и тот, улыбнувшись, ответил:

– Другая девочка. Очень-очень злая. Но мы все исправим. Больше не будем звать ее в гости, да?

– Да!

В глазах дедушки стояли слезы.

– Деда, не плачь, – попросила Анечка, обнимая его за шею. – Деда хороший…

В депозитарном хранилище царила привычная прохлада. Гудел кондиционер. Беззвучно поворачивались камеры наблюдения. Дремали встроенные в пол и стены датчики.

Два ключа повернулись одновременно, и дверца сейфа открылась.

– Вам помочь? – поинтересовался служащий банка.

– Нет, спасибо.

Саломея справится сама.

В железном ящике хранилось не так много вещей: дуэльный пистолет с вишневой рукоятью, сапфировое колье, нить жемчуга, в которой все еще не доставало жемчужин, и полотняный мешочек. Развязав его, Саломея вытряхнула на ладонь камни – неровные, мутные, они походили на куски пластика.

Двадцать три камня.

И выцветший снимок женщины в высоком вдовьем чепце. Прямая спина. Широкие юбки. И белые мазки ладоней. Кольцо выделяется, оно словно живет вне этого черно-белого мира.

Женщина улыбается, неявно, лишь уголками губ.

– И совсем мы не похожи, – говорит ей Саломея.

Алмаз, вспыхивая, меняет цвет с зеленого на красный. Но длится это долю секунды.