Джеймс Гриппандо - Не вижу зла

— Брайан, — спросил он серьезным тоном, — тебе когда-нибудь хотелось, чтобы твой отец умер?

Брайан посмотрел на Джека, потом перевел взгляд на женщину, которая жестами повторяла вопросы. Ему исполнилось всего десять лет, но, похоже, он уже умел чувствовать подвох и ловушку. Джек видел, как он ерзает на стуле, как обдумывает вопрос, который заставил его разрываться на части. Одна часть хотела ответить, другая — нет.

Еще никогда Джек не чувствовал себя так плохо, ему казалось, что он умирает, но он должен был получить ответ.

— Брайан, пожалуйста, ответь мне. Тебе когда-нибудь хотелось, чтобы твой отец умер?

По щекам мальчика ручьем потекли слезы. Он кивнул и сказал:

— Много раз.

Джек не мог заставить себя пошевелиться. Другой адвокат на его месте наверняка задал бы следующий вопрос, являющийся логическим продолжением предыдущего, но Джек не мог этого сделать. Он и так причинил Брайану слишком много боли. Поэтому он решил оставить все, как есть.

— Благодарю тебя. У меня больше нет вопросов, судья.

Джек вернулся к столу защиты. В глазах Линдси стояли слезы, и, не успел Джек опуститься на свое место, как она схватила его за руку. Он не осмеливался посмотреть на нее из страха, что это станет для нее последней каплей. Не хватало еще, чтобы сломленная мать разрыдалась на груди у своего адвоката. Джек взглянул на Софию, которая как будто полностью лишилась дара речи. На другом процессе, с другим свидетелем, она наверняка наклонилась бы к нему и прошептала: «Отличная работа, Джеки!» Но не на этом процессе. И не с этим свидетелем.

Джек прикрыл глаза, но потом заставил себя вновь открыть их. Подобные мысли нечасто приходили ему в голову, во всяком случае с тех пор, как он перестал защищать приговоренных к смертной казни. Слова уже готовы были сорваться с его губ, он готов был уже прокричать их во всю силу своих легких. Это были горькие, но справедливые слова, и заталкивать их обратно в глотку было то же самое, что глотать ржавые гвозди.

«Господи, как я ненавижу эту проклятую работу».

В полдень присяжные удалились на совещание.

У Джека появилось свободное время, правда, он не знал, сколько именно. Бытовало мнение, что быстрое вынесение приговора обычно плохо заканчивается для защиты, хотя на самом деле это ровным счетом ничего не значило. Прокурор оставался в здании суда, пока присяжные совещались, демонстрируя этим уверенность в победе. В равной мере считалось, что адвокат защиты, покидающий здание и отправляющийся по своим делам, демонстрирует оптимизм в успешном завершении дела. Поэтому Джек ушел.

Он изо всех сил старался излучать оптимизм.

Джек не нашел ни одной ошибки, ни одной неверной ноты в заключительном выступлении прокурора, особенно когда тот предъявлял контрдоказательства в последнем обращении к присяжным. Джек снова и снова прокручивал в уме ясную и убедительную речь, надеясь отыскать изъян в логике прокурора, хоть какое-то противоречие, хотя бы намек на разумное сомнение, за которое может уцепиться умный член жюри, чтобы убедить остальных присяжных проголосовать за оправдание Линдси. Но слова Торреса продолжали ранить его, подобно уколам копья.

Не каждый день федеральный прокурор обвиняет его в том, что он вероломно выставляет собственного сына виновным в совершении убийства.

— Вините во всем ребенка, — заявил Гектор Торрес, повторяя свою мантру для жюри присяжных, которые с неослабным вниманием слушали его речь. В зале суда стояла мертвая тишина, но собравшиеся понимали, что прокурору представился последний шанс вновь обрести власть над ходом процесса, которую он было выпустил из рук. — Разве не удивляет вас, леди и джентльмены, тот факт, что защита взяла на вооружение разработанную в последнюю минуту стратегию? Так вот, не удивляйтесь. Эти люди не остановятся ни перед чем, только бы опозорить семейство Пинтадо. Мистер Суайтек приложил все силы к тому, чтобы выставить ребенка убийцей, но позвольте напомнить вам, что я был единственным, кто спросил Брайана Пинтадо, застрелил ли он своего отца, и тот под присягой отрицал это. Я мог бы еще долго рассуждать на данную тему, но я намерен обратить ваше внимание всего лишь на три момента. Первое, — произнес он, загибая палец. — Не подлежит сомнению, что отпечатки пальцев Линдси Харт были обнаружены на орудии убийства. Второе: не подлежит сомнению, что Линдси Харт занималась сексом с мужчиной, который не был ее супругом. Третье — помните показания медицинского эксперта, свидетеля правительства, доктора Вандермеера? Того врача, занимавшегося проблемами бесплодия, который рассказал вам, что у Оскара Пинтадо содержание «сперматозоидов-убийц» было необычно высоким. Это означает, что он был очень ревнивым человеком. Мне представляется это чрезвычайно интересным, и, надеюсь, вы придерживаетесь того же мнения. Когда вы удалитесь на совещание для вынесения приговора, задайте себе вопрос: если эти любовные игры втроем продолжались именно так, как о том говорила Линдси Харт, почему так ревновал Оскар? Если ему нравилось наблюдать, как жена занимается сексом с другим мужчиной, почему его беспокоил тот факт, что это имело научно объяснимые физиологические последствия? Почему? Я объясню вам почему. — Прокурор сделал паузу и, прищурившись, вперил взгляд в обвиняемую. — Потому что Линдси Харт — лгунья и убийца. — Он повернулся к жюри и закончил: — И она заслуживает наказания.