Наталья Александрова - Волшебный город

– Что же, бабушка, ты прежде мне его не показывала?

– Оттого и не показывала, что ты еще мал был, неразумен. Подумал бы, что это – игрушка детская… а это – великая сила, древняя святыня! Теперь, Степушка, ты в разум вошел, и хочу я перед смертью отдать тебе этот Царьград, чтобы была у тебя память от деда твоего, Степана Тимофеевича, да чтобы берег он тебя от всяких врагов да от любой напасти… и еще одно.… – Понизила она голос до шепота и поманила внука, чтобы ниже к ней наклонился, ни слова не пропустил: – И еще… еще этот Царьград силу дает открыть атамановы клады тайные, схроны секретные, которых по всей русской земле много укрыто-схоронено…

Не очень, конечно, Степан в эти слова поверил, чудными они ему показались, неразумными, однако не стал он со старухой спорить да пререкаться.

– Спасибо тебе, бабушка! – начал он, да Алена его остановила:

– Благодарить тебе меня не за что, это деду твоему принадлежало, значит, теперь тебе принадлежит! Да только запомни, что есть на земле люди злые, силы темные, которые за этим Царьградом охотятся, заполучить его хотят…

И рассказала она про то, как приходили к ним в имение калики перехожие, да про то, как ночью обратились они в волков, пытались в господский дом пробраться…

– Не иначе, хотели они этот Царьград заполучить!

Степан, понятное дело, подумал, что бабка его на старости лет заговаривается, небылицы плетет, однако спорить с ней не стал, поблагодарил старуху, взял Царьград и унес в свою комнату.

А тут вскорости и померла Алена.

Отпели ее честь по чести, соборовали как положено, заупокойную службу отслужили и похоронили на семейном кладбище, подле могилы господина Иоганна Ван дер Роде – так дочь ее попросила, Алена-меньшая, Степана родная матушка.

Степан дождался бабкиных похорон, простился с родителями и отправился обратно в стольный город Санкт-Петербург, на государеву службу.

И взял с собой дедов Царьград – на память да из интереса. Хотел его в Петербурге ученым людям показать.

Дело было зимой, когда только и можно в тех местах проехать – болота замерзают, речки крепким льдом покрываются.

Ехал Степан с кучером да двумя слугами в санях по замерзшей реке, как вдруг позади послышался волчий вой. Кучер лошадей стал подгонять, нахлестывать, да они и сами уж бежали как могли – не хотели волкам в поживу достаться.

Скоро показались из лесу волки – то ли пять, то ли шесть зверей бежали по берегам речки, словно хотели с двух сторон взять путников в клещи да расправиться с ними по-своему.

Степан Иванович был человек не робкого десятка, и слуги при нем состояли боевые, из казаков. Достали они из дорожного ящика пистолеты, зарядили да враз по волкам выпалили.

Попасть, правда, не попали – далеко было, да на ходу как следует не прицелишься. Но Степан думал выстрелами волков отпугнуть. Обыкновенно волки пальбы боятся, как по ним выстрелишь – убегают обратно в лес, но эти либо попались бесстрашные, непуганые, никогда прежде ружейной стрельбы не слыхали, либо просто очень оголодали – бегут за санями, понемногу их нагоняя.

Лошади несутся что есть мочи, из последних сил – но и волки не отстают, уже совсем рядом с санями.

Перезарядили слуги пистолеты и снова в волков выпалили.

На этот раз лучше получилось – одного волка насмерть свалили, другому ногу прострелили. Но один волк, что впереди стаи бежал, сделал огромный прыжок и вскочил в сани.

Огромный волк с белой головой, со страшно оскаленной пастью набросился на Степана, целясь ему прямо в горло…

Пистолет у Степана был разряжен, но тут словно сама попала ему в руки дедова казацкая сабля.

Взмахнул он этой саблей, ударил волка по шее…

Взвыл волк, да даже не взвыл, а жутко закричал, как смертельно раненный человек.

Голова его отлетела, туловище упало в сани, дергая лапами. И тут глядит Степан – не волчье тело лежит в санях, а человечье, в сером зимнем кожухе. И не волчья голова отрублена – седая мужская голова с длинными усами…

– Спаси и помилуй нас, Пресвятая Богородица! – проговорил один из слуг, крестясь.

– Никак оборотень! – вскрикнул второй слуга.

А Степан вспомнил рассказ своей бабки.

Выходит, не врала старая и не заговаривалась! Выходит, и впрямь нападали на отцовское именье такие же оборотни…

Выбросил он ногой из саней мертвое тело, выкинул голову, схватив ее за седые волосы, и крикнул на слуг: