Рауль Мир-Хайдаров - За все наличными

Герман отправился к дому Звонарева в камуфляжной форме, с оружием, так как имел право носить его и вне служебного времени; захватил он с собой и наручники. Он знал, что без бухгалтера миллионы Шкабары за кордоном -просто приятная, навевающая грезы сказка. А деньги, казалось, были так заманчиво близки! Для бухгалтера арест не оказался бы неожиданным даже без санкции прокурора, хотя тогда Герман еще не знал, что Звонарев находится в розыске, как не знал и других, особо пикантных подробностей его лихой жизни. Кольцов понимал, что секреты зарубежных счетов он должен выбить из Звонарева или в обмен на его жизнь — метод радикальный, но эффективный, — или войти с ним в долю. Тут интересы их совпадали полностью: ни бухгалтер без документов, находящихся у Кольцова, не мог воспользоваться миллионами, ни Герман, обладающий половиной тайны, не мог разжиться со швейцарских счетов и копейкой.

Замыслив "арестовать" бухгалтера, Кольцов еще не определил, куда его спрятать, но понимал, что Звонарева нужно перехватить позарез. Несколько дней его можно продержать у себя — жена как раз накануне задержания Шкабары улетела к родителям во Владивосток: женился ее младший брат, а свадьба да похороны — дело святое. В конце концов он мог рассчитывать и на помощь Хавтана, тот за последние годы круто поднялся вверх: разъезжает на "саабе", купил шикарную квартиру в сталинском доме, кажется, в том самом, что описал некогда Юрий Трифонов в знаменитой повести "Дом на набережной". Теперь ему принадлежал ресторан "Золотой петушок", где некогда Хавтан угощал их, бритоголовых, перед отправкой в армию.

Впрочем, здесь, в "Золотом петушке", он с Хавтаном и повстречался снова, когда после службы в армии и работы во владивостокской милиции вернулся в Москву через пять лет. Много воды утекло в России за пять лет, многое изменилось в жизни обоих. Ресторан этот, "Золотой петушок", был первым в жизни Германа Кольцова, где он гулял по-настоящему, и на всю жизнь произвел на него неизгладимое впечатление: и интерьером с его искусственными деревьями в пластмассовых кадках, и яркими голландскими цветами из шелка, которые ежевечерне пылесосили, и огромными зеркалами в аляповатых рамах под старину, занимавшими простенки, — все это показалось тогда Кольцову верхом роскоши, изящества и вкуса, атрибутами другой жизни. И как-то под настроение, через полгода после возвращения в Москву, он предложил своей жене Леночке: а свожу-ка я тебя в ресторан, куда до армии любил захаживать. Об убранстве, о деталях интерьера, когда-то так поразивших его, Герман Леночке не рассказывал, хотел ошеломить ее, тем более что в ресторанах они вообще не бывали, да и какие во Владивостоке рестораны? Так... пункты общественного питания... Леночка конечно же ахнула, ибо она не знала, что от прежнего "Золотого петушка" осталось только место да название. Перестроенное, перепланированное лучшими архитекторами и дизайнерами заведение стало рестораном, сделавшим бы честь любой европейской столице, будь то Париж или Лондон. Здесь царил хваленый евростандарт плюс российская роскошь на грани милого излишества, а главное — был простор, то, чего так не хватает старушке Европе; она давно перестроилась и лишних метров и капиталов ей взять просто неоткуда.

За время службы в милиции научившийся ничему не удивляться, а главное — владеть паузой, держаться спокойно, Герман только теперь понял, каким жалким был тот прежний "Петушок". И еще Герман сразу смекнул, что в сто долларов, на которые он рассчитывал в тот вечер, в таком ресторане не уложиться, но нисколько об этом не пожалел, потому что видел, какой истинный восторг, радость вызвал "Золотой петушок" у Леночки. Однако чудеса на этом не закончились... Позже, анализируя событие, Кольцов пришел к мысли, что встреча со старым знакомым по прежнему адресу была суждена ему свыше. Как все люди, живущие двойной жизнью, он был суеверен без меры...

Зал к их приходу был заполнен уже наполовину, но на многих столиках стояли таблички с надписью на двух языках: "Зарезервировано". Пока Леночка, не остывшая от восторга, выбирала место по своему усмотрению, мимо них прошел к выходу, благоухая прекрасным одеколоном, элегантный господин в светлой тройке и ярком шейном платке вместо галстука. Герману в какое-то мгновение показалось, что он знает этого сухощавого человека со стремительной походкой и цепким, всевидящим взглядом. Мужчина, быстро проскочивший мимо них, вдруг словно наткнулся на невидимую преграду, обернулся и вопрошающе-азартно крикнул: