Василий Назаров - Необычные воспитанники

ВАСИЛИЙ НАЗАРОВ

НЕОБЫЧНЫЕ ВОСПИТАННИКИ

I

Едва ли у нас в стране найдется хоть один здоровый молодой человек, который бы когда-то не поступал впервые на работу. Но вряд ли кто из них находился в таком затруднении, как я без малого полвека тому назад, а именно в сентябре 1927 года, отправляясь на место своего назначения. После школьной скамьи был секретарем волостного комитета комсомола, мечтал стать летчиком, но вдруг забраковала медкомиссия: выяснилось, что близорук. В райкоме комсомола мне сказали: "Не получилось у тебя, Вася, с делами небесными, займись земными", - и направили в учетно-распределительный отдел МК ВЛКСМ, а те в СПОН МОНО - социально-правовую охрану несовершеннолетних. Так я попал в политруки трудкоммуны для беспризорных "Новые Горки". "Ярославский вокзал знаете? - поощряюще улыбнулись мне на дорогу. - Доедете дачным поездом до Болшева, а там три километра пешочком".

И вот я на окраине поселка Новые Горки перед коммуной No 9. Здание двухэтажное, бревенчатое, стекла в одном окне выбиты, вокруг ни души. Мне сказали, что здесь живут семьдесят воспитанников, недавно подобранных с улицы. Что это за народ?

В чем будет заключаться моя работа с ними? Как мне себя вести? Ребят надо просвещать политически? Направлять на правильный жизненный путь? Где та методика, которой мне следует руководствоваться?

Сразу за дачей - лес, невдалеке в зеленых берегах протекает тихоструйная Клязьма. На отшибе небольшой флигелек. Вокруг ни души, даже голосов не слышно. Где же персонал коммуны, мои будущие воспитанники? Я вошел в коридор, открыл ближнюю дверь в огромную совершенно пустую комнату, в конце которой виднелась сцена, полузакрытая полосатым дырявым занавесом. В углу собраны стулья, некоторые валяются на полу. На бревенчатых стенах выцветшие портреты Маркса, Энгельса, Ленина.

"Клуб?"

Но вон висит ящик с красной надписью "Аптечка".

Что же это за помещение? Э, да ведь тут живут беспризорники, у них все вверх ногами. Найти бы хоть одну живую душу!

Я вернулся в коридор, постоял и хотел уже ткнуться в следующую комнату, когда увидел мальца, спускавшегося сверху по неширокой лестнице.

- Дружок, - обратился я обрадованно. - Как мне найти заведующего коммуной? Или политрука?

Он даже не взглянул на меня, продолжая медленно спускаться вниз. Ступеньки лестницы скрипели под каждым его шагом. Я повторил свой вопрос и уже хотел загородить мальцу дорогу, когда он, не повернув головы в мою сторону, тихо ответил:

- У заведующего нет кабинета. В комнате счетовода сидит... во флигеле. Политрук с ребятами на футбольном поле.

И продолжал свой путь. Я стоял в полном недоумении.

- Не проводишь меня к кому-нибудь?

Ответом меня малец не удостоил, толкнул наружную дверь. Я последовал за ним. Сентябрьское солнце светило по-летнему, над лесом не виднелось ни одного облачка. Какой чудесный денек! А воздух! Не то, что в Москве. А тут нервы портишь. Мой "спутник" молча зашагал к опушке.

- Ты куда идешь-то? - спросил я.

- Да на футбольное поле ж.

Я с облегчением пошел с ним рядом.

С того дня минуло много лет, но в моей памяти ярко запечатлелся и пустой клубный зал с красной надписью на ящике: "Аптечка", и молчаливый мой спутник. Фамилия его, как узнал я на следующий же день, была Коровин, но звали его все Коровушка. Было ему четырнадцать, и отличался он удивительным спокойствием и неповоротливостью. Коровушка был определен в первый класс коммунской школы и за учебный год пропустил чуть ли не четверть всех уроков. Как-то весной я встретил его в клубе возле той же аптечки и спросил:

- Ну как, читать научился? Что написано на этом ящичке?

Коровушка долго и пристально рассматривал надпись, а потом медленно прочитал, отделяя каждую букву:

- А. Пы. Те. Кы. А.

- Правильно. Так что же получилось?

- Амбулатория.

Все это, повторяю, случилось уж потом, а пока мы с Коровушкой вышли на большой пустырь, заросший травой, по бокам которого маячили жердевые ворота.

Десятка два одинаково одетых воспитанников гоняли по нему грязный футбольный мяч. В стороне стоял костлявый мужчина с уныло свисающим носом, в порыжевшей от солнца гимнастерке. Это и был политрук Голенов, его я и приехал сменить. Мы познакомились. Ребята не обращали на меня никакого внимания.

Вечером у нас с Голеновым состоялась беседа.

Я пытался выяснить, в чем заключались обязанности политрука, узнать специфику моей будущей работы в коммуне. Голенов уныло слушал, а потом сказал: