Андрей Курков - Город для отдыха героев враждующих армий

 - Больше всего мне не нравится, - говорил Айвен, - то, что следующая

 патрульная рота прибудет сюда из Союза...

 - Ты этому не рад?! - не поворачиваясь к Айвену, спросил я. - Ведь

 это твои земляки... Может, встретишь друзей...

 - Когда вокруг слишком много русских - я теряю себя, - сказал он. -

 Знаешь, почему мне в Африке нравилось?! Потому, что я один был белый, а

 весь отряд - черный. Нас растасовали как карты - каждому местному отряду

 по одному воину-интернационалисту. Представляешь, ты один такой, а

 остальные все другие и похожи друг на друга... И здесь еще ничего,

 терпимо: я один - русский, а остальные - иностранцы или вот такие как

 ты... А если сюда приедут еще сто русских... - и Айвен закрыл лицо

 ладонями.

 - Ничего, - я попытался его утешить. - Приедут и уедут через месяц.

 - Ты нас не знаешь! - Айвен покачал головой. - Я же тоже приехал

 только на месяц и не уехал отсюда... Ты бы поехал на свою родину, зная,

 что там разруха, тоска и ржавые трамваи, и матерятся все на каждом шагу?!

 - У меня нет родины... - напомнил я новому хозяину дома.

 - Значит, тебе легче, - пришел к выводу Айвен.

 Вот в этом я был с ним согласен.

 Допив чай, я извинился и объяснил, что меня ждут в гараже.

 - Заходи, адрес теперь знаешь! - сказал на прощанье Айвен.

 Настроение его было пасмурным, но, проведя меня до калитки в воротах,

 он все-таки улыбнулся по-дружески.

 Развернув джип, я поехал в гараж. Бензин был почти на нуле и я уже

 представлял себе, как в одиночку толкаю беспомощную машину по булыжной

 мостовой.

 И вдруг над городом снова зазвучало знакомое собрание звуков,

 именуемое маршевой песней. И показалось мне, что доносится эта песня

 откуда-то сверху, с неба. Наверное, я слышал эхо, подхватившее эту песню и

 теперь бумерангом возвращавшее ее в город.

 Я свернул на улочку, ведущую к "обеденному" кафе и увидел впереди

 марширующую на месте роту.

 Они уже не пели. Они дружно маршировали, улыбаясь и ожидая своей

 очереди просочиться в узкие двери, из которых вливался в уличный воздух

 сладко-пряный кухонный запах.

 Я почувствовал дрожь в коленях и едва сдержался, чтобы не нажать на

 педаль газа и не въехать на всей скорости в эту марширующую голодную

 толпу.

 И понял, что сам я тоже голоден. Голоден до злости. Это было

 неудивительно, ведь я не ел уже почти сутки.