Анна и Сергей Литвиновы - Вспомнить будущее

Варя только фыркнула в ответ на мою политически незрелую реплику и продолжила:

– А неделю назад наш поисковик обнаружил упоминание фамилии Нетребина, на этот раз Михаила Юрьевича, в сводках московского ГУВД, а затем в средствах массовой информации как убитого. Вот почему я фамилией и этим делом заинтересовалась. А заодно и тобой, – докончила она с улыбкой.

– Не ври, Кононова, я тебя интересовал сам по себе.

– Ну, конечно, мой милый, ты для меня страшно ценен.

А потом, без паузы и прежним тоном, она вдруг сказала, словно между делом:

– А ты знаешь, что Нетребин-старший приезжает в Москву?

Я вскинулся:

– Что?! Откуда ты знаешь?

– Он недавно запросил в нашем консульстве в Мюнхене срочную визу. И купил билет на рейс Аэрофлота из Мюнхена в Москву.

Я подпрыгнул:

– На когда?

– Нетребин, очевидно, прибывает на похороны сына, Михаила Юрьевича. Потому что прилетает за день до них, двадцать пятого мая, в половине шестого вечера.

– И что ВЫ – ваша организация, контора, орден меченосцев – собираетесь с ним делать?

Я был как язычник, который не произносит всуе имя главного бога. Или как больной, что избегает самого слова «рак». Я даже не выговаривал имени конторы , заменяя его эвфемизмами.

– А что МЫ можем? И что МЫ должны?

– Ты у меня спрашиваешь совета? – улыбнулся я. – Или это риторические вопросы?

– Риторические. И ответы на него следующие: мое подразделение ничего предпринимать не будет. Однако у нас в организации имеются и другие службы, которые мне лично, как ты понимаешь, могут не докладываться.

– А если я, допустим, встречу гражданина Нетребина? Например, прямо в аэропорту? И попробую поговорить с ним?

– Знаешь, Данилов, ни я, ни кто другой не можем запретить тебе встречаться с кем бы то ни было, и говорить о чем угодно. Другой вопрос: зачем?

– Не знаю, – чистосердечно ответствовал я, – но я почему-то хочу это сделать.

Вот так и случилось, что я встречал Юрия Степановича Нетребина в аэропорту Шереметьево, терминал Д 25 мая в половине шестого вечера на рейсе Аэрофлота из Мюнхена.

Но, как оказалось, встречал не один.

У меня было преимущество: я знала Нетребина-старшего в лицо. Я видела его в Регенсбурге, рассматривала на фотографиях.

Он меня не знал. Да и вообще ждал шофера.

Поэтому у меня имелась фора: рассмотреть его, как он движется в толпе пассажиров, покуда он не разглядел меня. И что же я увидела? Старого, уставшего, невыспавшегося человека, кренящегося от дорожной сумки. Чем старше персона, замечала я не раз, тем более разрушительное воздействие оказывают на нее всевозможные пертурбации – усталость, физическая и моральная, в их числе. Когда я видела его несколько лет назад в Регенсбурге, Нетребин был пусть и седенький, но румяный огурчик. Сейчас он оказался настолько изможден, что в какой-то момент во мне даже пронеслась мысль пожалеть его. Отказаться от своих зловещих замыслов! Оставить в покое! Ведь он и без меня, самостоятельно, скоро помрет. Но потом я подумала: кара ведь заключается не в смерти, как таковой. Смерть сама по себе скорее избавление от страданий. А смысл наказания, которое накладываю я, напротив, заключается в том, чтобы причинить жертве как можно больше страданий.

Эти мысли пронеслись во мне, пока я рассматривала Юрия Степановича а.к.а. [17]герр Шмидт, а он беспомощно озирался, пытаясь разглядеть встречающую его особу.

Я подняла на уровень груди табличку. Он увидел, просиял и, я думаю, сразу понял, что я не просто шофер или курьер – не стоит недооценивать интеллектуальный уровень своих противников. Шоферши не носят таких сумочек, как я, таких туфель и камешков в ушках.

– Здравствуйте, – сказал мне господин Герхард Шмидт на чисто русском языке. Видимо, легенда, под которой он жил, оправдывала его знание великого и могучего.

– Добро пожаловать в Москву, – поприветствовала я его.

Нетребин не отдал мне своей сумки, хоть я и дернулась ее забрать, и вообще, встретив меня, немедленно приосанился и как бы даже помолодел. Старички определенного сорта – те, кто в былые времена не пропускал ни одной юбки – обычно при виде меня взбадривались, словно им кто-то невидимый делал инъекцию того лекарства бодрости, над которым Юрий Степанович некогда работал.

За незатейливым разговором: «Как долетели? Как погода?» – мы дошлепали до парковки.

Я думаю, Юрий Степанович по достоинству оценил мой «Туарег». Жителей тесной Европы особо впечатляет обилие джипов и других авто класса люкс на грязных и разбитых российских дорогах. Он с удовольствием забрался на переднее пассажирское сиденье, и мы вырулили с многоярусной стоянки.