Владимир Колычев - Прощу, когда умрешь

– Сам понимаю, что надо... Ты думаешь, почему я начал? С тоски? Ну, и это... С музыкой перестало получаться, а без музыки какие песни? Потому и съехал на обочину... Слушай, может, ты завтра подъедешь?

Только один разговор о кокаине вызвал неуемную жажду. А порошок так близко, только салфетку поднять да нос припудрить. Тимофея бы спровадить и начать...

– Подъеду, – кивнул Тим. – Обязательно подъеду. А ты пока узнай, кто Марьяне свинью подложил. У Фокса спроси. У Виолы.

– Да не скажут они! – Женя сложил руки в умоляющем жесте.

– С тобой все ясно, – разочарованно махнул рукой Тимофей.

И ушел. К своей Насте... Все-таки прав был Женя, из-за Миши у них ссора произошла. Тим не подтвердил эту его догадку, но ведь и без того все ясно. Вот и провидение его посетило. Давно такого не было.

Женя закрыл дверь на замок, вернулся к волшебному порошку, но тут же шагнул обратно к выходу. Все-таки надо было спросить адрес Марьяны. Но к двери Женя так и не подошел. Может, и не стоит ему возвращаться в прошлое? Вдруг это действительно опасно? Хватит того, что он знает: Марьяна жива, хоть и прошла через страдания. Тем более с ней сейчас все в порядке, дом роскошный, деньги имеются.

Женя взял свернутую в трубочку стодолларовую купюру, но до порошковой дорожки ее не донес, рука замерла на середине пути. И все потому что по мозговым извилинам будто прошел ток и в голове зазвучала музыка. Минорная правда складывалась в композицию, но Женя почувствовал в ней стопроцентный хит.

Может быть, его вдохновило на новое произведение известие о том, что Марьяна жива?.. Впрочем, эта мысль тут же погасла. Некогда было Жене думать об этом, когда нужно записать мелодию.

Вымершая деревня, продавленные соломенные крыши на покосившихся бревенчатых домах, некошеная трава в человеческий рост. И ни единой живой души. Только ветер в холодных трубах завывает. И почему-то Тимофея это совсем не удивляет. Нет, дело не в том, что некому жить на бескрайних российских просторах, потому и вымирает деревня. Не так давно он проходил через село, где и дома выкрашены, и трава скошена, и парни на тракторах с девками катаются. Но ему досталась именно безлюдная Заварка. А почему? Да потому, что все у него не слава богу. Бился головой о стену, искал правду, а все без толку. Непонятно – то ли Фокс Марьяну в рабство продал, то ли его жена Виолетта. И кто в его несчастьях виноват, тоже не выяснил. Зато Марьяну прощелкал. А до нее – Настю...

Ему бы поверить Насте, навести справки о Мише, так нет, за дверь он ее выставил. И еще с Марьяной спутался. Хорошо, Женя просветил, на путь истинный наставил. Только не оказалось Насти дома. Сессию она сдала и с Мишей на море уехала. Наверняка назло Тимофею. Куда конкретно умотала, ее родители не знали. И еще она телефон свой сотовый дома забыла. Деньги взяла, документы, вещи, а с мобильником накладка вышла. Видно, торопилась очень. А номер телефона Миши никто не знал. А выяснять Тимофей ничего не стал.

Он отметился у своего участкового и в тот же день отправился в Карелию. От нечего делать. С тоски и безысходности. Назло всем. И в том числе самому себе. Он ехал в Заварку, думая о том, жива бабка Олега Шаповалова или нет, а оказалось, что вымерла вся деревня.

Магазин он нашел. Это был полуразваленный сруб с черными от старости стенами, без крыши, над выломанной дверью болталась на ветру табличка «Сельпо». А вот дома с зелеными стенами за ним не было. Обычная изба стояла, стены некрашеные, на крыше ржавая дранка, окна и дверь заколочены. Но в отличие от многих других изб это строение не покосилось, и с крышей все в порядке, возможно, она даже не протекает. Разве что пристроенный к дому сарай почти разрушен...

Может, плюнуть на все и поселиться здесь? Траву выкосить, огород вспахать, корову завести... Полы в доме гнилые, шаткие, мебель убогая и ветхая, под толстым слоем пыли, старинная фотография на стене – лихой мужик в буденовке и суровая деревенская матрона в платке. Пол можно перестелить, рухлядь выкинуть, а фотографию оставить, чтобы домового не злить... Только не сможет Тимофей здесь жить. Он же не селянин. Он технарь.

Тимофей сел на скамью. Трухлявая лавка угрожающе скрипнула под тяжестью его тела, но он этого не заметил. Тимофея озарила мысль.

Ему надо было Клавдии Васильевне про внука рассказать. Но не сразу, выждать немного, а потом уже... А почему не сразу? Почему фамилия у этой Клавдии Васильевны не Трехболотова, например, или не Семидурова? Иванова она. И не потому, что фамилия распространенная, просто Шаповалов на ходу ее выдумал.