Джон Харт - Король лжи

– Двадцать четыре часа, Ворк. Тридцать шесть максимум.

– Мне это не нравится. – Я стал закрывать дверцу.

– Эй! – окликнул меня Хэнк. Я обернулся, и тогда он сказал: – Не задерживайся дома, хорошо? Вошел и вышел. Миллз уже может искать тебя.

– Я понимаю, – кивнул я и проследил за тем, как он уезжает.

Сев в микроавтобус, я поехал домой. Я смотрел на высокие стены, когда-то выкрашенные белой краской, которая затем посерела и облупилась. Барбара всегда говорила, что у этого дома хорошие кости, и в этом она была права; но сердце его билось вместе с нами, проживающими внутри. Вместо смеха, тепла и радости была пустота, своего рода гниль, и я поразился собственной слепоте. Интересно, может быть, алкоголь сделал все это терпимым? Или кое-что еще, некоторая внутренняя неудовлетворенность? Возможно, ни то, ни другое. Говорят, если опустить лягушку в кипящую воду, она из нее выпрыгнет. Но поместите ту же самую лягушку в холодную воду и медленно нагревайте ее, тогда лягушка будет сидеть спокойно, пока ее кровь не закипит. Она позволит сварить себя живьем. Вероятно, так же было со мной и я походил на ту лягушку.

Я подумал о том, что сказал Хэнк. Его сердце билось в правильном месте. В этом отношении его голова тоже работала правильно. Но я не мог идти в гостиницу. Не мог спрятаться и ждать, что все пройдет само собой. Если Миллз приехала за мной, значит, так тому и быть. То же самое касалось Алекс.

«Что сделано, то сделано», – подумал я и вошел внутрь.

Я нашел Барбару в кухне – она застыла от неожиданности в десяти футах от двери. На долю секунды ее лицо приняло растерянное выражение, потом ее губы растянулись в полуулыбке, и она побежала навстречу мне. Я стоял на месте, выпрямившись и одеревенев, пока она обнимала меня и прижимала к себе.

– О Ворк! О дорогой! Мне так жаль, что я не встретила тебя в тюрьме. Я просто не могла. – Слова быстро сыпались из ее чрезмерно подвижного рта, так что я ощущал их на своей шее с глубоко въевшейся тюремной грязью, и это выбивало меня из колеи. Она отступила на шаг, взяла мое лицо в руки. Ее слова набирали скорость на скользкой трассе. Они наезжали друг на друга, сталкивались и падали. Слова были мягкими и слишком сладкими, подобно забытому на солнце шоколаду, – Люди смотрели на меня, ты знаешь, – говорила она. – По тому, как иногда люди смотрят, я знаю, о чем они думают. Я понимаю, что это не оправдание, если учесть то, через что ты прошел, но тем не менее… Я не могла пойти туда, в тюрьму, чтобы порадовать тебя, поскольку знала: нам от этого не будет хорошо. Поэтому, когда появился мистер Робине, я попросила его встретить тебя. Надеюсь, что все было о'кей. Но ты не пришел домой и не позвонил, и я не знала, что думать, – Она набрала воздуха. – Мне так много хотелось сказать тебе, что я не могла ни о чем думать.

Она затихла, но я ничего не отвечал, и наступила неловкость. Барбара убрала руки с моего лица, погладила меня по плечам и опустила руки.

– Что это было? – спросил я. Она выглядела удивлен ной, как будто не ожидала, что я в конце концов заговорю. – Что это было, о чем ты хотела поговорить со мной?

Барбара рассмеялась, но этот смех секундой позже умер. Она не смотрела мне в лицо.

– Ты знаешь, милый. Главным образом только о том, что я люблю тебя. Что верю в тебя. Вот это. – Наконец она рискнула взглянуть мне в глаза. – Я надеялась, что именно это ты хотел бы услышать, особенно в такое трудное время.

– Очень деликатно с твоей стороны, – сумел я сказать из любезности.

Она действительно покраснела и улыбнулась. Опустила глаза, как будто ее тщательно ухоженные ресницы все еще могли соблазнить меня. Когда она подняла взгляд, ее неуверенность исчезла. Голос окреп, и она схватила меня за плечи.

– Послушай, Ворк. Я знаю, что это трудно. Но мы пройдем через это, о'кей? Ты невиновен. Я знаю. Обратной дороги в тюрьму нет. Все пройдет, и у нас все будет прекрасно. Мы снова будем великолепной парой, как в прежние времена. Люди станут смотреть на нас и говорить: «Какая великолепная пара!» Надо только подождать, пройти через это вместе.

– Вместе, – механически повторил я, думая о лягушке.

– Это просто жизненное затруднение. Огромное и прискорбное, но затруднение. И все. Мы сможем с ним справиться.

Я моргнул и на сей раз чуть ли не воочию увидел лягушку. Вода пузырилась, и ее кровь начала закипать. Я хотел крикнуть, дабы предупредить ее, но не сделал этого; и пока я наблюдал, ее глаза испарились. Уф! Прямо из глазниц.