Юлия Алейникова - От создателей Камасутры

Так. Подземный ход? Галерея? Они что, за дуру меня держат? Здесь же все быльем поросло!

Я обернулась назад, туда, где в полукилометре от нас в лучах яркого полуденного солнца виднелась беленая крепостная стена. А из-за нее выглядывал верхний этаж похожего на каменный куб дома. В нем не было совершенно никаких украшений, лишь узкие прорези окон вносили некоторое разнообразие в унылый, мрачный вид этого каменного уродца.

Если тут и был когда-то подземный ход, его наверняка завалило – еще до татаро-монгольского нашествия. Мы пропали! Состояние заторможенности, навалившееся на меня за время пути, испарилось, и страх вновь сжал мое сердце в своих липких холодных объятиях. Я не мигая смотрела на дом, в глубинах которого Кровавый Махараджа готовил к расстрелу мою семью. Естественно, он никого не собирается выпускать. С документами или без них, но мы все приговорены. О боже! Предательская слабость подломила мои колени, и я, как тряпичная кукла, упала на твердую холодную землю. Где была моя голова, когда я решила остаться в Индии?! Почему я не убежала отсюда, как только смогла? Как долго мною будут руководить мой глупый норов, никчемная самоуверенность и безответственная дурь?

Впрочем, уже недолго. Если нам не удастся спасти их, я просто сдамся Сингху. Все равно мне не пережить такой потери. Конечно, если бы он согласился обменять моих детей на меня… Мои мысли судорожно заработали в этом направлении. Пожалуй, это первая здравая мысль, посетившая меня за очень долгое время. На такой обмен он может пойти. Пусть Василий отписывает ему все свои бабки, лишь бы мерзавец отпустил детей! Жаль, конечно, что он не согласится выпустить и Василия. Смерть мужа будет на моей совести. Чувствуя, что рыдания берут меня за горло и еще секунда – и у меня сдадут нервы, я постаралась задушить в зародыше все сентиментальные порывы, твердя самой себе: «Об этом я подумаю потом. Сперва – дело! Думать, не раскисать!»

Обмен надо произвести в аэропорту. Так, чтобы дети сначала взлетели, а потом уже я отдала бы ему бумаги. Как это сделать? Я сжалась в напряженный комок, уткнув голову в колени и зажмурив глаза, чтобы ни одна клеточка моего тела не была расслаблена, чтобы не сорваться на вой, не потерять контроль над собой.

Камера хранения! Дети взлетают, я сообщаю ему код и номер ячейки. Можно поставить условие: Шиваджи предупреждает полицию, и моих детей в Дели встречают у трапа и провожают на рейс до России. Нет, лучше до Англии. Или до Франции, а там они сразу пересаживаются на другой рейс и летят… ну, допустим, в Аргентину! Нет. Туда нельзя. Лучше в Штаты. Туда кто попало не прошмыгнет! Оба знают язык, как-нибудь проживут. Главное, чтобы они выжили! Я вскочила.

– Джамш! Мне нужен телефон! Скорее!

Крик мой, громкий, резкий, пронзительный, раскатился по степи, подхваченный ветром. Стадо испуганно шарахнулось в сторону, пастух подпрыгнул, уронив шапку, а Джамш с грохотом уронил себе под ноги тяжелую каменную плиту, которую они с монахом пытались оттащить в сторону.

Оказывается, пока мои мысли метались в поисках выхода, они откопали вход в подземелье! И теперь пытались его открыть.

– Открыли?! – безмерно удивилась я, подбегая к ним.

Квадратное отверстие в бывшем полу, выложенном некогда большими каменными плитами, зияло, как вход в преисподнюю. Холодная темнота смотрела на нас мертвыми глазами, да так ощутимо, что меня мороз пробрал. Я запахнула халат поплотнее и отступила.

Джамш и послушник вдвоем оттащили плиту, полностью освободив вход в подземелье. Квадратное отверстие было большим, примерно метр на метр. Джамш лег на землю и, вытащив из кармана неизвестно откуда взявшийся фонарь, попытался осветить пространство внизу. Любопытство победило мои разыгравшиеся нервы, и я опустилась рядом с ним на колени.

Ни крутой винтовой лестницы, ни арочных сводов, освещенных факелами, видно не было. Вниз уходил бездонный каменный колодец.

– Джамш, а ты уверен, что это ход, а не темница для людей, обреченных на медленную мучительную смерть? – спросила я с сомнением.

– Вряд ли лама отправил бы нас сюда, если бы не был уверен в этом, – твердо ответил мой бесстрашный друг. – Сэнге, дай мне, пожалуйста, веревку.

Так вот как, оказывается, зовут послушника.

Монах достал из складок своих одежд моток тонкой длинной веревки и протянул его Джамшу. К моему большому облегчению, тот не стал обвязываться ею, чтобы спуститься вниз, а просто привязал к ней фонарик.