Юлия Алейникова - От создателей Камасутры

Дорога шла вдоль гор и постепенно начала подниматься все выше.

Унылый пейзаж, бедные, невзрачные селения, серые, безжизненные, как и окружавшие их громады гор. После буйства зелени, изобилия красок и запахов Гоа здесь было тоскливо и пронзительно одиноко. Торжественная мощь природы давала вам возможность лишний раз осознать всю мелочность нашей мышиной возни перед лицом мироздания. Во всяком случае, я сразу почувствовала себя муравьишкой, ползущим по лику матери-земли, крошечным, никому не интересным, пришедшим сюда на один миг и вскоре уходящим в небытие.

Подобные размышления вселенского масштаба давно уже перестали посещать меня. Особенно после моего погружения в риелторскую деятельность. Ничто так не приземляет дух, как торговля недвижимостью.

Я вздохнула. Наверное, каждому человеку необходимо время от времени бывать в подобных местах, чтобы осознать свое место в мире и хорошенько подумать – а туда ли ты идешь, и идешь ли, иначе в один прекрасный миг ты оглянешься и поймешь, что многие годы ты просто бежишь на месте, растрачивая самого себя в пустой меркантильной суете.

Хемис, самый крупный в Ладакхе монастырь, куда вез меня Джамш и где нас ждал его учитель, «стекал» с горного склона, словно разлитое молоко. Его белые строения волнами спускались со склона, напоминая очертаниями раскрытый веер.

Такси уехало, оставив нас перед высокими резными воротами. Джамш ударил в гонг, спустя некоторое время одна из створок приоткрылась, и молодой монах, закутанный в традиционное лилово-красное одеяние, выглянул из ворот. Взглянув на нас, он сделал приглашающий жест и молча пошел в глубь двора. Ворота за нами тихо закрылись.

Мы пересекли большой, залитый солнцем двор, окруженный резной, выкрашенной в красную и бордовую краски галереей. Поднявшись по нескольким ступеням, мы вошли на террасу. Здесь нам предложили подождать. Тонкие изящные колонны украшали галерею и двор, красные стены были покрыты пестрой сочной росписью с растительным орнаментом. И роспись, и резьба, и каменные ступени – все было неидеальным. Неровности стен, потертая краска, несимметричность рисунка – все подчеркивало рукотворность этого места, придавало ему какую-то человеческую теплоту. Стены террасы украшали изображения божеств-охранителей и Колеса Жизни. Глаза разбегались! Внизу расстилалась охваченная плотным кольцом гор, освещенная солнцем долина. Снежные макушки соседних вершин сияли алмазными гранями, синее безоблачное небо, казалось, можно потрогать руками. Монастырский двор и галерея излучали уют, меня так и манило погладить теплые деревянные колонны, полюбоваться прихотливой яркой росписью, осмотреть все фрески. Но монах вскоре вернулся и пригласил нас войти.

Переход с залитой солнцем лестницы в сумрак внутренних покоев почти ослепил меня на мгновение, и первые три шага я сделала почти на ощупь. Постепенно зрение вернулось, и я смогла разглядеть главный монастырский зал, куда нас ввел молчаливый провожатый.

Все мои знания о буддистских монастырях сводились к эпизодам из фильмов про Индиану Джонса и к тому подобной голливудской продукции. Поэтому, войдя в большой зал, я несколько удивилась. Больше всего он напоминал цыганскую кибитку. Много пестрых тканей, все яркое, разноцветное. Вдоль стен – витрины, буфеты и стеллажи, заполненные священными сосудами и фигурами Будды: позолоченными, деревянными, каменными, завернутыми в ткани, украшенными драгоценностями или просто одиноко и скромно стоявшими на полках. Свитки книг, ткани, флаги, музыкальные инструменты. Стены изнутри покрыты такой же густой и сочной росписью, как и во дворе. Нет, пожалуй, это больше похоже на музейное хранилище.

Я так увлеклась осмотром интерьера, что не сразу заметила одинокую фигуру. Человек сидел на циновке у ног статуи Будды, в конце зала. И Будда, и сидевший перед ним монах застыли в позе лотоса, у обоих на устах играла еле заметная улыбка. Только глаза у Будды были открыты, монах же пребывал в состоянии, похожем на нирвану.

Мы бесшумно подошли, остановились на почтительном расстоянии и, опустившись на колени, замерли, ожидая, когда настоятель, или лама, обратит на нас внимание. Наш провожатый свернул в боковой проход и исчез.

Джамш склонил голову. Я же спокойно рассматривала сидевшего перед нами человека. Маленький, округлый, совершенно лысый, в брусничного цвета тоге, он выглядел очень мило. Хотелось ткнуть его пальцем в пухлый животик и сказать: «Бу!»