Алистер Маклин - Два дня и три ночи

– Как трогательно, – кисло заметил дед.

И вдруг в моей голове прояснилось. Я все понял, не понимая. И как только, понимая все остальное, я не понял этого раньше!

– Простите меня, – сказал я. – Я ни секунды не должен был сомневаться в правильности этого решения. Вы совершенно правы, адмирал. Ваше место, мадам, здесь, на борту. Но вы должны оставаться в каюте, пока «Огненный крест» не выйдет в море после того, как посетит остров.

– Ну, наконец-то осмысленный ответ! – Дед был в восторге от изменения моего настроения и одновременно от торжества идей аристократии. Короче говоря, «аристократы всех стран, соединяйтесь!»

– Это не протянется долго, – добавил я, улыбаясь Шарлотте. – Через час нас здесь уже не будет.

– Послушайте, сержант, мне наплевать, какое обвинение вы ему предъявите, – сказал я, переводя взгляд с полицейского на мужчину, закрывающего полотенцем разбитое в кровь лицо. – Грабеж. Оскорбление действием. Незаконное ношение оружия. Выбирайте, что угодно.

– Это не так просто. – Макдональд стоял за перегородкой, поглядывая то на меня, то на пленника, и не спешил принимать решение. – Он никого не ограбил, господин Петерсен. Просто каким-то образом оказался на борту вашего судна. Это не такое уж большое преступление. Оскорбление действием? Он выглядит, скорее, как жертва, чем как нападавший. Незаконное ношение оружия? Я не вижу у него никакого оружия.

– Оно упало в море.

– Но ведь это всего лишь домыслы. Я не могу только на основании ваших слов упрятать человека за решетку.

Вывести меня из равновесия всегда было делом невозможным. Судя по всему, сержант Макдональд решил стать пионером в этой области человеческой деятельности. Сначала он ничтоже сумняшеся помог опереточным таможенникам, а теперь пытается вставить палки в колеса моей уже начинающей разгоняться боевой колесницы.

– Я так понимаю, сержант, через пять минут вы заявите, что все это плод моей разгоряченной фантазии, а еще через пять прикажете арестовать меня за то, что я, проходя по набережной, избил ни в чем не повинного человека, а теперь притащил его к вам, чтобы у следствия были доказательства моего преступления. Я понимаю, сержант, можно быть ограниченным человеком, я сам не энциклопедист, но не до такой же степени!

Я оставил Макдональду шанс думать, что последняя часть фразы относилась к моей «энциклопедичности». Но он им не воспользовался. Его лицо налилось кровью, на скулах заиграли желваки, а пальцы обеих рук вцепились в барьер во вполне квистовской манере.

– Настоятельно прошу не употреблять в разговоре с представителем власти подобного тона!

Кто бы мог подумать, что сельский полицейский способен говорить такими штампованно-бюрократическими фразами. Может быть, им выдают разговорники для бесед со всякими секретными агентами? Хотя вряд ли. В бумажку он не подглядывал, а выучить такое на память у него бы просто не получилось.

– Если вы и дальше, сержант, будете вести себя как придурок, мне придется быть еще более невежливым. Вы возьмете его под стражу или нет? В конце концов, у меня есть свидетель. Пойдемте к старой пристани, я помогу вам с ним встретиться. Я даже познакомлю вас. Это адмирал сэр Артур Арнфорд-Джейсон. или в его словах вы тоже будете сомневаться?

– Во время прошлой нашей встречи вы были в обществе господина Дэвиса.

– Дэвис и сейчас на корабле. Допросите моего пленника, он подтвердит.

– Я послал за врачом. Пусть приведут в порядок его лицо. Так я ни слова не могу разобрать.

– Да, пожалуй, – согласился я, – в таком состоянии он не смог бы произнести монолог Гамлета. Но главная проблема в том, что он говорит только по-итальянски.

Естественно, что бессмертный шекспировский шедевр он не смог бы произнести ни по-итальянски, ни по-японски, ни на языке оригинала.

– По-итальянски? Я смогу это уладить. Владелец кафе – здесь, неподалеку, – итальянец.

– Тем лучше. Я прошу задать ему четыре вопроса: «Где его паспорт? Каким образом он прибыл в Англию? На кого он работает? Где живет?»

Сержант многозначительно посмотрел на меня и заключил, цедя слово за словом:

– Как биолог вы производите странное впечатление, господин Петерсен.

– А вы не менее странное как полицейский, – парировал я. – Спокойной ночи.

Я вышел из комиссариата и встал в тени телефонной будки. Через несколько минут прибыл какой-то человек с небольшой кожаной сумкой. Он вошел в комиссариат, а уже через пять минут вышел оттуда. Ничего удивительного: врач-терапевт мало что может сделать в случае, когда нужна сложная операция.