Алистер Маклин: Два дня и три ночи

Я резко рванулся вперед. Половина веса противника перенеслась мне на плечи, и, хотя захват железных рук не ослаб, он дернулся, ожидая, что я попытаюсь схватить его за ноги, и на секунду потерял равновесие. Я использовал этот момент. Держа всю его тушу на плечах, я развернулся на 180 градусов и, оказавшись спиной к борту, откинулся назад. Один шаг, второй, третий – я очень надеялся, что палуба хотя бы чуть-чуть короче, чем беговая дорожка стадиона, так оно и было, – хребет моего душителя под соединенным весом наших тел ударился обо что-то твердое и, надеюсь, железное.

Если бы в эту секунду на его месте был я и если бы мой позвоночник не преломился пополам, то и я, и лучшие хирурги военно-морского флота Ее Величества имели бы множество проблем с моими позвоночными дисками, пытаясь вправить их на место.

Но этот тип не издал ни звука. Я даже подумал, что имею дело с одним из тех гигантов глухонемых, которых в качестве компенсации за полное отсутствие интеллекта природа наградила сверхъестественной силой.

Однако ему пришлось отпустить меня, иначе мы вместе свалились бы в черную и холодную воду залива Лох-Гурон. Я не замедлил воспользоваться свободой и одним прыжком развернулся лицом к нему.

Он уже поднимался мне навстречу. Я ожидал увидеть Атланта, Геркулеса, а он оказался ниже меня ростом. Но я давно уже вырос и мальчишеских амбиций. Рискну предположить: у меня не возникло бы никаких комплексов, даже если бы мне пришлось удирать от карлика, окажись он сильнее меня. Но в этот раз о побеге не могло быть и речи. Моя левая нога была еще не вполне в порядке, правую же я вообще не чувствовал – возможно, она осталась валяться возле радиорубки.

Я вытянул правую руку вперед, пряча в ладони нож так, чтобы лезвие не блеснуло в слабом свете звезд.

Он приближался ко мне, спокойный и решительный, абсолютно уверенный в успехе. Бог свидетель, он имел право на эту уверенность. Его руки хищно вытянулись по направлению ко мне. Очевидно, его все еще волновали изгибы моей шеи.

Выждав момент, когда его пальцы оказались в нескольких сантиметрах от моего лица, я резко ударил снизу. Острие ножа пробило ему середину ладони.

Теперь я убедился, что он не глухонемой. Он подавил в себе крик, преобразовав его в три слова, не подлежащие печатанию и выражающие нелестный отзыв о моих родителях, потом отскочил назад, вытер обе стороны руки об одежду и облизал их, как раненый зверь. Потом, внимательно разглядывая сочащуюся из руки черную в лунном свете кровь, он издал первые членораздельные звуки:

– Значит, у парнишки есть ножик…

Если что-то в этот вечер еще могло удивить меня, то этим сюрпризом оказались его голос и манера говорить. Я ожидал услышать первобытный рык, соответствующий всему его отталкивающему облику, но он обратился ко мне мягко, интеллигентно и даже ласково. Возможно, с такими манерами и с таким произношением завсегдатая элитарных клубов Южной Англии он мог бы успешно трудиться в качестве гувернера какого-нибудь графского отпрыска. Жаль только, мой папа не был графом.

– Нужно отобрать у мальчика ножик, правда? – продолжал он в том же тоне и вдруг громко позвал: – Капитан Стикс!

Если предки капитана выбрали именно такую фамилию, чтобы в решающий момент испортить мне настроение вполне уместной ассоциацией, – они просчитались. Нельзя испортить то, что уничтожено до полного исчезновения.

– Замолчи, идиот, – ответил рассерженный голос откуда-то сзади. – Ты что, хочешь, чтобы...

– Будьте спокойны, капитан, – отвечал этот тип, ни на секунду не спуская с меня глаз. – Он – мой. Мы с ним здесь, у радиорубки. Правда, у него нож. Но я сейчас отберу.

– Ты уверен? Ты не упустишь его? Ну давай... – Капитан говорил как человек, удовлетворенно потирающий руки в предвкушении десерта. Судя по акценту, это был австриец или немец. – Но будь внимателен, – продолжал он. – Этот нужен мне живым. Жак! Генри! Крамер! Все сюда! Быстро!

– Живьем, – сладким голосом уточнил стоящий передо мной человек, – значит, не совсем мертвым. – Он снова пососал ранку на руке. – Если ты будешь паинькой и сам отдашь ножик, я кое-что предложу тебе...

Я не стал слушать его ни секунды. Я знал все, что он может мне предложить: сейчас я должен развесить уши и задуматься о своей судьбе, а он в это время обрушится на меня всем телом и повалит на палубу, после чего матросам только и останется, что отскабливать меня от досок. Если, конечно, на этом корабле есть матросы, способные драить палубу.