Рут Ренделл - Призрак для Евы

Зилла смотрела на него во все глаза. Язык отказывался ей повиноваться.

— Но я признаю, что ты вправе ждать от меня помощи. И поэтому потратил сегодняшнее утро на то, чтобы заключить сделку с агентом по продаже недвижимости. А также имел приятную беседу с владельцем. Вот в чем причина моей задержки. И я рад сообщить, что сделка заключена. Я купил для тебя Уиллоу Коттедж. Довольна?

Зилла закричала, и Евгения, сидевшая на полу, подняла голову.

— Мама, перестань. Мне не слышно телевизора.

Разносчик газет нашел тело Эйлин Дринг в воскресенье, в шесть сорок пять утра. Парню было всего шестнадцать, и это стало для него настоящим потрясением. Тело по-прежнему находилось на скамейке, где Эйлин Дринг устроилась на ночь. Если бы не кровь, пропитавшая одежду и одеяло, которым она укрылась, можно было бы подумать, что женщина спит. Наверное, ее ударили ножом во сне, и она ничего не успела понять.

Полиция знала ее. С идентификацией трупа трудностей не возникло. Уже несколько лет Эйлин Дринг официально жила в Вест-Хэпстеде, в комнате на Джакарта-роуд рядом с Милл-лейн, которую оплачивал муниципалитет Кэмдена, но появлялась там редко, предпочитая бродить по улицам и спать на свежем воздухе — по крайней мере, летом. Излюбленными местами у нее были Килбурн, Мейда-Вейл и рекреационная зона Пэддингтон. Так далеко на запад она вроде бы не заходила. Правда, все знали, что Эйлин любила цветы, и однажды ее видели спящей в дверном проеме пустого здания, бывшего банка, на углу Мейда-Вейл и Клифтон-роуд. Это было рядом с местом, где утром расставляет свою палатку продавец цветов и декоративных растений, и, возможно, Эйлин выбрала место для ночлега в надежде, что утром проснется, вдыхая аромат гвоздик и роз. Скамейка, на которой она лежала в момент смерти, находилась прямо перед клумбой, имевшей форму полумесяца и засаженной геранью, красной, белой и розовой; среди цветов был разбросан мусор — упаковки от еды и напитков, что продают на улице.

Потребовалось совсем немного времени, чтобы выяснить: нож, которым ее ударили, очень похож на орудие убийства Джеффри Лича. Похож, но не тот же самый. Возможно, один из пары, купленной одновременно. В наши дни судебно-медицинская экспертиза достигла таких высот, что специалист способен точно определить размер и форму орудия, использованного в подобных обстоятельствах, наличие и форму зазубрин на лезвии, малейшую неровность на поверхности ножа, потому что каждый нож уникален. Таким образом, полиция знала, что нож не тот же самый, а его близнец.

Мотив убийства Джеффри Лича оставался неясным, однако мотив второго преступления на первый взгляд не вызывал сомнений. Это портплед, который Эйлин носила с собой и клала под голову; обычно там помещались одеяло, кардиган, шарф, банка газированного напитка — она была абсолютной трезвенницей, — один или два сандвича и пенсионная книжка. Портплед оказался пуст. Там должны были быть и деньги, потому что днем раньше Эйлин получила пенсию за две недели и потратила лишь небольшую ее часть на еду и напитки. Убивают ли за сто сорок фунтов? Мистер Уголовный Розыск знал, что убивают и за половину этой суммы, и за четверть; лишиться жизни можно и за сумму, равную стоимости десяти граммов марихуаны.

С другой стороны, полиция не сомневалась, что Эйлин стала жертвой убийцы Джеффри Лича, и предположение о материальной выгоде никак не вязалось с этим фактом. Существует ли связь между двумя жертвами, если не считать схожести орудий убийства? Может быть, Вест-Хэмпстед?

Лич жил здесь в течение шести месяцев до смерти. Джакарта-роуд расположена через две улицы от Холмдейл-роуд и проходит параллельно ей; они соединяются поперечной улицей — Атена-роуд. Полиция Вест-Хэмпстеда — участок находится на Форчун-Грин-роуд — еще не выяснила, часто ли Эйлин бывала на Холмдейл, но знала, что Атена-роуд была ее любимым местом. Ее дважды забирали оттуда, когда находили спящей на чьей-то лужайке среди цветов. Может, она пыталась проделать такой же эксперимент с ночлегом и на Холмдейл-роуд?

В воскресенье Джимс не сказал ей ни слова. Он не выходил из дома, но молчал. Как будто разучился разговаривать. Зилла никогда бы не поверила, что человек может себя так вести — не просто молчать, а делать вид, будто в квартире больше никого нет. Будто она сама и дети превратились в неодушевленные предметы или мебель, стали невидимыми и неслышимыми. Зилла нисколько не удивилась бы, если, садясь в кресло, Джимс уселся бы на нее или на детей.