Старик снова начал ритмично раскачивать свои часы, негромко приговаривая:
– Раз-два, трын-трава! Три-четыре, харакири! Пять-шесть, просто месть! Семь-восемь, скоро осень!
Взгляд Анатолия Васильевича перемещался вслед за качающимися часами.
Луций Ферапонтович проговорил негромким завораживающим голосом:
– За все, батенька, рано или поздно приходится платить! За грехи молодости, за боль, причиненную близким людям, за сломанные судьбы! И у вас как раз наступило время окончательных расчетов. Завтра, батенька, вы придете в прокуратуру и напишете заявление, где подробно укажете, как присвоили две квартиры, которые институт строил для своих старейших сотрудников, как брали откаты у строительной фирмы «Невстрой» и у клининговой компании «Чистая душа», как отмывали деньги, как укрывали доходы от налогов… Возможно, вам зачтут явку с повинной. Так поняли – завтра, прямо с утра. Там принимают с десяти. А сейчас вы можете проснуться. Девять-десять, там вас взвесят!
Беневоленский захлопал глазами, тряхнул головой и удивленно огляделся.
– Ох, что же я тут время теряю, когда у меня совещание с подрядчиками? Ну, значит, я к вам зайду во вторник!
– Заходите! – проговорил вслед ему Луций Ферапонтович. – Если, конечно, будете свободны.
– Кто же вы такой? – удивленно спросила Надежда Николаевна, едва дверь музея закрылась за Беневоленским.
И тут же устыдилась своего невежливого вопроса, к тому же и так все было ясно.
– Не совсем тот, о ком вы думаете… – рассмеялся старик, – для меня было бы великой честью считать себя близким Ему…
– Неужели вы… – Надежда Николаевна перевела взгляд на портрет графа Калиостро.
– Возможно, – лукаво ответил старик, – раз уж вы улавливаете некоторое сходство… Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо.
Соня открыла дверь двенадцатой палаты и оторопела – палата была пуста, тумбочка и стол сдвинуты с мест, с кровати сняты простыни. Посредине стояло ведро с водой – уборщица вышла на минутку.
Соня прислонилась к стене, потому что ноги ее буквально подкосились. Все это означало только одно – маму все-таки перевели обратно в ту ужасную четвертую больницу. Ведь она же звонила вчера и просила подождать хотя бы несколько дней, она обязательно достанет денег!
Соня рванулась из палаты и едва не сбила с ног входившую няньку.
– Где больная Северцева? – закричала она. – Куда вы ее дели?
– Не знаю я ничего… – нянька отводила глаза, – у врачей спрашивай, они знают…
Такое поведение няньки заставило Сонино сердце биться еще сильнее. Она побежала по коридору и наткнулась на врача.
– Где моя мама? – Вопрос получился детским, но доктор внимательно к ней пригляделся и, надо думать, узнал.
– Вы по поводу больной Северцевой? – спросил он. – Тут, видите ли, такой случай…
– Она жива? – спросила Соня упавшим голосом, губы отказывались ей повиноваться.
– Жива… – врач помедлил, – но в тяжелом состоянии, она в реанимации…
– Ее убили? – ахнула Соня.
– Ну что вы… это инсульт…
Соня оттолкнула доктора и понеслась по коридору.
– Туда нельзя! – Сестра пыталась оттащить ее от двери реанимации, но подошедший доктор махнул рукой – пустите, можно…
Мама лежала на высокой кровати. Глаза ее были закрыты, и вокруг не было никаких приборов. Лицо худое и бледное, как обычно, но выражение совсем другое – не было на нем прежнего отрешенного равнодушия, теперь лицо было спокойным и умиротворенным.
– Она спит? – Голос у Сони предательски задрожал.
И вдруг мама открыла глаза. Глаза были не пустые, ко всему равнодушные, сейчас они были живые. Они беспокойно двигались на лице, ища кого-то. И остановились на Соне.
– Мама, мамочка! – Соня без сил опустилась на стул, подставленный сестрой.
– Побудьте с ней! – мягко сказал доктор и вышел из комнаты, сопровождаемый сестрой.
Соня взяла худую безвольную мамину руку и поднесла к губам. Слезы текли по ее щекам не переставая.
Сквозь слезы она увидела, что мама чуть заметно улыбается. Мама ничего не говорила, но смотрела так ласково, что все было понятно и без слов…
«Доченька моя, какой же ты выросла красавицей! Как я рада, что ты у меня есть! Ты не беспокойся обо мне, все будет хорошо… Ты вспоминай меня и за все прости… И не горюй сильно, все пройдет…»
Губы мамы зашевелились.
Соня наклонилась ближе и сумела разобрать едва слышные слова:
– Как у нашего кота были красны ворота… а мы песенку споем с моей доченькой вдвоем…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу