Юрий Тихонов - Следствием установлено…

Аверкин с интересом посмотрел на Вершинина, помолчал, явно раздумывая над чем-то, а потом спросил:

— Значит, вы поставили перед собой цель разыскать лиц, пишущих анонимные письма?

Вершинин кивнул.

— Хорошо, Вы их найдете. Дальше?

— Если они окажутся клеветниками, вытащим их на белый свет, покажем окружающим. Судя по характеру анонимок, о которых мне рассказал сам директор, скорее всего они написаны людьми озлобленными, нечистоплотными, возможно, желающими отвлечь внимание от своих темных делишек.

— И все? Установим, покажем, а дальше?

— Дальше сами обстоятельства подскажут, как нам поступить — главное найти.

— Стоит ли заниматься старшему следователю такой мелочью, — вмешался внимательно прислушивающийся к разговору Бакулев. — Тем более что тут требуется заявление потерпевшего, а такая фигура, как Кулешов, вряд ли захочет связываться с судом и следствием.

— Ошибаетесь, — возразил Вершинин. — Именно с такой просьбой и обратился ко мне Кулешов, причем сначала устно, а потом оформил ее письменно.

— У вас есть его собственноручное заявление? — удивился Бакулев.

— Заявление лежит в моем кабинете, но я бы настаивал на своем мнении, даже при его отсутствии. Клевета-то здесь затрагивает интересы не только Кулешова, но и государственные интересы, и мы можем вмешаться без всякого заявления. Здесь именно такой случай.

— Смотрите-ка, Кулешов обратился к нам с официальным заявлением, — удивился Аверкин, пропустив мимо ушей последние слова Вершинина. — Серьезное решение для руководителя.

— Он попросил меня через жену навестить его в больнице и рассказал всю историю об анонимках, а потом прислал официальное заявление.

— Что с ним случилось?

— Инфаркт миокарда. Второй за последний год.

Вячеслав замолчал и внимательно взглянул в лицо прокурора, пытаясь уловить одобрение или осуждение. Молчание затянулось. Бакулев заметно нервничал, боясь, что сорвутся его планы в отношении Вершинина. Наконец Аверкин стряхнул с себя оцепенение.

— Помню, приятель был у меня — фронтовик, ногу на фронте потерял, — начал он, словно разговаривая сам с собой, — чудесной души человек, но вот поди ж ты — писать на него стали. Сначала писали, будто он на двух ногах, а документы подделал и получает большую пенсию. Пришлось ему костылять по начальству; показывать культю. Потом стали писать, что ногу он потерял по пьяному делу — попал под трамвай, проверяли — оказалось самое настоящее фронтовое ранение. Друг мой возмущался до глубины души, но в суд не обратился — махнул рукой. А Кулешов пошел по другому пути. Это, конечно, его право. Пишет, хоть кто у них склонность имеет к сочинительству?

— Умалчивает. Говорит — один раз ошибся, теперь боюсь. Пусть, мол, следствие объективно разберется.

— Ладно, молодые люди, поговорим позже, — сказал Аверкин и, надев шапку, направился к выходу.

— Николай Николаевич, а приказ как? — растерялся Бакулев. — Как решать с Вершининым?

— Оставьте, пусть полежит у меня до вечера.

— Зря ты вылез со своим директором, — буркнул Бакулев, выходя из кабинета вслед за прокурором. — Моли бога, чтобы твоя затея лопнула, а то сам первый и наплачешься.

— Странное дело, — засмеялся Вершинин. — Меня все стращают, как маленького, а что здесь страшного? Найти анонимщика, я найду, доказать его вину, понимаю, будет трудновато, но это интересно, и польза в случае успеха огромная.

Бакулев недовольно фыркнул:

— Ну тебя, Дон Кихот. Куда интересней и пользы побольше расследовать хозяйственное дело, да еще в бригаде Салганника. Весь белый свет объездишь.

Вершинин по пути заглянул к Салганнику. Бумаг у того прибавилось втрое. Везде, где только хватало глаз, лежали книги нарядов, квитанций и накладных. В кабинете, кроме запаренного Гриши, корпели над документами два пожилых ревизора.

— Привет начальству, — заорал Гриша. — Союз на вечные времена?

— Погоди с союзом. Думаешь, сварганили с Бакулевым приказ без моего согласия, и все? Шеф сам решит.

Салганник прыснул:

— Обижаешься, Славка, а напрасно. Ты пойми — ну кого еще из ребят я могу попросить. Фокина? Он молод для таких дел. Карташова? Митька по сей день в командировке. Остаешься ты — гроза расхитителей и… анонимщиков.

— Хватит тебе рассказывать сказки.

Гриша сразу посерьезнел:

— Давай, Слава, без шуток. Ты мне очень нужен.

— Я всем нужен, я такой, — гордо надул щеки Вершинин и выскочил от Салганника, оставив того в неведении.