Ольга Баскова - Принц, нищий и маньяк

К ней и направилась Катя в первую очередь. Идя по длинным светлым коридорам к учительской, журналистка отмечала про себя: в школе многое изменилось за эти годы. Здание буквально «закатали» в евроремонт. Все было чисто, красиво и очень современно, но Кате казалось: это заведение сделалось каким-то чужим. Недаром говорят: привычка – вторая натура.

Антонина Алексеевна Брагина сидела на диване возле маленького полированного столика и проверяла тетради. Годы словно проносились мимо, не касаясь этой женщины. Дело шло уже к пятидесятилетнему юбилею, однако ее волосы пшеничного цвета оставались такими же густыми и не испорченными сединой, лицо – гладким и свежим, чуть раскосые глаза – ясными, гусиные лапки тонкими лучиками разбегались от их уголков. Брагина по-прежнему выглядела на тридцать восемь. Это и стало первой фразой Кати, когда она поздоровалась с учительницей.

Увидев свою любимицу, та всплеснула руками:

– Умеешь ты говорить комплименты! Впрочем, профессия у тебя такая, девочка, – она крепко обняла Зорину. – И сейчас ты, наверное, ко мне по делу? Но я не обижаюсь.

Журналистка смутилась:

– От вас ничего не скроешь.

Женщина похлопала ладонью по кожаной обивке дивана, приглашая бывшую ученицу сесть рядом с ней:

– Устраивайся, пока сюда никто не заявился. Я так понимаю, дело конфиденциальное?

– Я по поводу вашего класса, где учились супруги Морозовы.

Лицо Антонины Алексеевны помрачнело:

– Да, это ужасно. Вторая смерть!

Катя открыла рот:

– Вторая?! Но ведь Андрей жив…

Брагина отмахнулась:

– Я не о нем. Первым нас покинул Валерик Панеев. Ты, наверное, его не помнишь?

– Может быть, – журналистка окончила школу двумя годами раньше. – А отчего он умер?

– Выпил паленой водки, – пояснила учительница. – В его положении это было вполне естественно.

– Почему?

Антонина Алексеевна вздохнула:

– И все-таки ты должна помнить его маму. Одно время она была председателем родительского комитета. Такая высокая, красивая платиновая блондинка, мастер спорта по художественной гимнастике. Когда эта женщина заходила в здание школы, все взгляды устремлялись на нее.

Зорина хлопнула в ладоши:

– Ну конечно! Еще она шикарно одевалась, как манекенщица.

– Муж – капитан дальнего плавания, она – умница и красавица, сын – золото, – Брагина поднялась и направилась к шкафу. – Здесь лежат все выпускные фотографии. Вот и нужный тебе одиннадцатый «А».

Черно-белые снимки давно отошли в прошлое. Компьютер позволял делать чудеса. По голубому небу плыли облака, и из каждого облачка выглядывало лицо улыбавшегося ученика.

«Панеев Валерий», – прочитала Катя, сразу же обратив внимание на красивого юношу с правильными чертами лица. Следом за ним плыла Марина Сладкова, в замужестве – Морозова. Они выглядели такими счастливыми и благополучными, что трудно было поверить: их уже нет в живых.

– Вы сказали: в положении Валерия – это естественная смерть, – тихо проговорила Катя. – Почему?

Учительница вновь опустилась на диван. Она как-то сразу постарела.

– В семье Панеевых произошла настоящая трагедия, – голос от волнения сделался хриплым. – Эта его красавица мать запила, муж развелся с ней, но продолжал помогать сыну. Однако она пропивала и Валерины деньги. Из-за этого он не поступил в медицинский. Потом, наверное, в нем что-то надломилось, и парень стал составлять ей компанию. Однажды пьяный сожитель ударил Галину (кажется, так ее звали) ножом и сбежал. Это совсем добило мальчика. Если прежде он лишь слегка прикладывался к бутылке, то теперь без спиртного не мыслил своей дальнейшей жизни. В институт ему поступать расхотелось, хотя отец всячески предлагал помочь. И наконец с ним случилось то, что и должно было случиться. Черные риелторы, уговорив нетрезвого юношу на сделку, за копейки приобрели его шикарную квартиру. Деньги Панеев тут же пропил и переселился в подвал одного из домов. Я часто видела его, роющегося в мусорных баках и собирающего бутылки. От этого, – она ткнула ногтем в фотографию, – ничего не осталось. Валерик очень изменился. Лицо почернело, опухло… Мускулы словно сдулись. Теперь он напоминал скелет в одежде огородного пугала, обтянутый кожей. Вскоре я узнала о его смерти. Разве это не естественно?

Зорину тронул рассказ учительницы.

– Умереть в двадцать с лишним лет – это трагично! А что вы скажете о супругах Морозовых?

Антонина Алексеевна пожала плечами: