Николай Крамной - Похитители мудрости

— А вы кого-нибудь конкретно подозреваете в хищении книг? — спросил Шарфину следователь. — Рядовому вору они вряд ли понадобятся.

— Кому они понадобились, я точно сказать не могу, — медленно, взвешивая каждое слово, ответила Зоя Федоровна. — Этот человек мог не попадаться мне на глаза, иначе я бы уже знала, кто вор. Мы с Алексеем Федоровичем подозреваем одного человека, — взглянула Шарфина в сторону своего покровителя, — но подозрение — еще не доказательство вины. Кроме того, его почему-то опекает служба безопасности, и нам очень трудно проследить за его связями. Что у них может быть общего, — пожала она худенькими плечами, — не понимаю. А вот что к краже причастна моя домработница Нина, в этом я полностью уверена. Нет, нет, она не давала грабителям ключи и сама не вводила их в квартиру, — заторопилась с объяснениями Шарфина, заметив в глазах следователей нездоровый интерес.

Такой блеск появляется в глазах у охотничьей собаки, которая, прогуливаясь по хозяйскому саду, нечаянно наткнется в кустах на роющуюся курицу. Собака интуитивно понимает, что настоящая дичь не будет так беззаботно вышагивать у нее на виду, но врожденный охотничий азарт неудержимо тянет пса проверить свои сомнения.

— Просто кто-то использовал ее простодушную доверчивость и выведал не спеша все, что ему нужно было знать о моей библиотеке и расположении комнат. Остальное было нетрудно сделать, — задумчиво сказала Зоя Федоровна. — Так что, если даже Нина частично и виновата, то только в том, что слишком кому-то доверяла. В ее возрасте и положении, — помедлила Шарфина, словно в последний раз проверяя свои догадки, — это мог быть только мужчина. Старше ее и несколько умнее. А под эти признаки как раз подходит тот человек, которого мы подозреваем.

— Вы нам не скажете, кто этот человек? — спросил капитан. — Мы бы, на всякий случай, присмотрелись к нему.

— Фамилия его Базовский, — ответила Шарфина. — Он коммерсант. Но весьма своеобразный: торгует чем попало и с кем придется.

Зоя Федоровна отпила из рюмки глоток вина, достала из вазочки желтую крупную черешню и, держа ее за черенок, сообщила присутствующим:

— Самое неприятное в этой истории, что часть книг из этой коллекции теряется уже не в первый раз. И каждый раз их случайно находят. Но когда-то же должен наступить конец этим случайностям, — отправила Шарфина ягоду в рот. — Ведь в моей библиотеке тибетские и индийские рукописи не самое ценное, — продолжила Зоя Федоровна, кладя на блюдце черенок с черешневой косточкой. — Во всяком случае, для меня, — сделала она оговорку. — Такие книги есть во многих частных коллекциях и государственных библиотеках. А вот то, что украли на этот раз, не найдешь нигде! Такие рукописи существовали только в одном экземпляре.

— Почему же вы их не сдали государству на хранение? — бесцеремонно спросил капитан.

— Почему не сдала? — машинально повторила Шарфина. — А они ему нужны? — горько спросила она.

— Если вы говорите, что они такие ценные, — пожал плечами Стрекалов, — то, наверное, нужны.

— Сомневаюсь, — взяла себе еще одну черешню Зоя Федоровна. — Они уже были у государства… И без всякой связи с предыдущим разговором спросила своих собеседников: — Вы знаете, кто была жена французского короля Генриха I?

Кряжин неожиданно проявил интерес к красочной этикетке армянского коньяка, словно впервые увидел на своем обеденном столе бутылку с таким мудреным названием; Друян наморщил лоб и припоминающим взглядом уставился в потолок, надеясь отыскать там ускользнувшее из памяти имя, а прямолинейный Стрекалов честно признался, что впервые слышит о таком короле.

— Ладно, не смущайтесь, — снисходительно улыбнулась Шарфина, — не вы первые… Так вот, его женой была Анна, дочь киевского князя Ярослава Мудрого, — просветила Зоя Федоровна мужчин. — И когда она уезжала к мужу во Францию, то среди ее богатого приданого была и библиотека древнеславянских рукописей, написанных руническим шрифтом. Затем эти рукописи хранились в одном из монастырей, основанном Анной. Во время французской революции поверенный России Дубровский купил эту библиотеку и вывез ее в 1800 году в Россию. Она хранилась в Эрмитаже до 1918 года, — продолжала рассказывать Шарфина притихшим мужчинам. — А затем сотрудник этого музея, Николай Макаренко, пользуясь общей неразберихой, вывез часть этой библиотеки в Киев. В тридцатых годах его выслали в Казань. Выслали, видимо, по пустячному делу, потому что он сумел свободно забрать с собой всю библиотеку. А позже чекисты решили исправить ошибку, забрали его опять и расстреляли. А жену почему-то не тронули, — ловко очистила Зоя Федоровна губами очередную черешневую косточку. — И все книги у нее остались целы, — добавила она. — Об этой библиотеке мне Юрий Николаевич Рерих в конце пятидесятых годов рассказал. Мне в то время двадцать лет было, — качнула головой Шарфина, удивляясь тому, что когда-то могла быть такой молодой. — И мне не до рунических рукописей было… Я увлекалась другим. А когда возвратилась из Индии, вспомнила о них, заехала в Казань да поздно: жена Николая Макаренко умерла, библиотеку растащили по частям, и концов не найти. Остался только старинный, рубленый дом, в котором она раньше жила, и в нем старушка какая-то. Вот у нее я остатки той библиотеки и купила. Валялись эти рукописи в связках на чердаке. Мне их в местной типографии переплели наскоро в дрянной картон, так я их и довезла. А теперь вот они опять потерялись, — умолкла Шарфина.