Николай Крамной - Похитители мудрости

— Куда? — с надеждой в голосе спросил капитан.

— Не знаю, — пожал худыми плечами Владимир Михайлович. — Она не говорила, куда пойдет, а я спрашивать не стал. Неудобно как-то… Если человек молчит, значит, на это есть причины. И вообще… — обвел он взглядом свое однокомнатное жилище. — Ей тут нельзя было оставаться.

— Понятно, — кивнул Друян. — Комната одна, чужой мужчина…

— Ничего вам не понятно, Сергей Викторович, — нахмурился Камышин. — Ей иногда приходилось и не в таких условиях ночевать. Могла бы на диване лечь, а я на полу. Нашел бы какое-нибудь тряпье под бок постелить. Нет, причина была другая… Зоя Федоровна предупредила, что мне грозит какая-то опасность, а тут еще она со своими бедами. И ушла. Сказала, что вернется домой, когда все успокоится. Посоветовала мне на несколько дней куда-нибудь скрыться. Вот только ехать мне некуда, — с безнадежной тоской сказал Владимир Михайлович. — Будь что будет…

— Тоже мне предсказательница! — легкомысленно воскликнул капитан. — Если она такая ясновидящая, почему же своей беды не предусмотрела? — насмешливо спросил он.

— Как не предусмотрела? — возразил Камышин. — Она знала заранее, что будет нападение, и готовилась к нему.

— Интересно, как же она готовилась, если к ней в квартиру влезли? — вскипел капитан.

— Но ведь она осталась жива и невредима! — парировал Владимир Михайлович. — А что ей еще оставалось делать? Пойти заранее в милицию и заявить, что на нее готовится нападение? За кого бы ее там приняли? Хотя бы и вы…

— Да-а… — неопределенно протянул Друян, сознавая правоту собеседника. — Как же ей удалось в такой глубокий транс погрузиться, что даже врач не смог определить, жива она или мертва? Хотя вообще-то он сомневался, — припомнил следователь.

— Ну-у… — пренебрежительно отозвался Камышин. — При ее-то знаниях и практике?! Люди вообще без всяких навыков и подготовки иногда так искусно имитируют смерть, что никакой врач при осмотре не определит, труп перед ним или живой человек. В природе это вполне обычное явление, — оживился художник. — Своего рода защитный механизм. Вам приходилось видеть, как замирает жук, если его взять в руку? Или божья коровка? Это даже не транс, а скорее анабиоз.

— Приходилось, — отозвался Друян, вспомнив дни далекого детства.

— Во-о-от! — торжествующе воскликнул Камышин. — Да что там жуки, многие звери прибегают к этому трюку. А человек, к сожалению, сам когда-то установил для себя пределы возможного и с тех пор не может выйти из этого заколдованного круга. Но когда нет выхода, человек способен совершать чудеса, — с глубокой верой в свою правоту сказал хозяин квартиры. — Обычно тупиковыми мы называем такие положения, выход из которых нам не нравится. Но иного нет! И тогда человек вдруг обнаруживает у себя способности творить чудеса. Мне, например, в северных колониях приходилось наблюдать такую картину: умершему зеку, прежде чем его похоронить, перебивают ломом ноги. Как вы думаете, для чего это делается? — спросил Владимир Михайлович своих гостей.

— Чепуха! — пренебрежительно отмахнулся от такого факта капитан Стрекалов. — Сказки о ненужных жестокостях! Зачем ему ноги перебивать?

— Вот и я спросил об этом, — невозмутимо ответил Камышин. — Оказывается, раньше были случаи, когда захороненные зеки спокойно выбирались из могилы и топали по заранее выбранному маршруту. А ведь они не занимались многолетней тренировкой воли и духа, как это делала Зоя Федоровна! И знаниями особыми не были отягощены, — насмешливо добавил он. — Но для того чтобы получить свободу, имитировали собственную смерть. И весьма искусно!

— Не верю! — прихлопнул капитан ладонью по столу. — Даже если ему удастся обмануть врача и лагерное начальство, то как потом выбраться из фоба и могилы?

— Из какого гроба? — развеселился Камышин. — Какой дурак будет на зеков доски тратить? А могила… Мне самому несколько раз приходилось их рыть, — с неохотой вспомнил Владимир Михайлович. — Вечная мерзлота, земля крошится, как гранит… Глубже, чем до колена, никто их и не рыл. Лишь бы землей грешного прикрыть. Так что выбраться оттуда было не особенно трудно.

— Неудобно как-то спрашивать… — вмешался в разговор Друян. — Но все же: за что вы сидели?

— Чего тут неудобного? — извиняюще улыбнулся Камышин. — Тем более вы на такой работе… Сидел за нелегальный переход границы с целью передачи секретных сведений… Так в приговоре было написано, — ошарашил гостей Владимир Михайлович. — Это было в конце семидесятых. Молод был, глуп… За границу не выпускали, а мне как раз срочно с далай-ламой нужно было поговорить. Ну я и двинул через Монголию.