Камилла Лэкберг - Письмо от русалки

Впервые в жизни Эрик почувствовал, как он одинок. Впервые ему открылось, до чего же зыбок фасад, как мало значат успех и одобрительное похлопывание по спине. Он даже стал подумывать о том, чтобы доверить свою тайну Луизе. Или Кеннету. Но ему так и не удалось поймать момента, когда в ее взгляде не светилось бы презрение. А Кеннет всегда смотрел на него как бы снизу вверх. Ни то, ни другое не располагало к откровению. Вряд ли кто-либо из них мог правильно воспринять ту тревогу, которая не покидала его с того момента, как пришло первое письмо.

Не к кому было обратиться. Он вдруг осознал, что сам создал эту изоляцию, и прекрасно понимал, что не смог бы вести себя по-другому, если бы ему представился шанс все вернуть. Отведав успеха, он уже не мог отказаться от этого вкуса. Его опьяняло чувство собственного превосходства, чужое восхищение. Он ни о чем не жалел, однако ему все же хотелось, чтобы кто-нибудь был сейчас рядом с ним.

В отсутствие других идей он решил пойти проторенным путем. Секс. Ничто не давало ему такого чувства собственной неуязвимости, хотя в подобные минуты он позволял себе отпустить контроль за ситуацией, чего обычно никогда не делал. К личности партнерши это не имело никакого отношения. За все годы их сменилось столько, что он уже не всегда мог вспомнить, кого как звали. Иногда он вспоминал, что у одной была совершенно идеальная грудь, но лицо, соответствовавшее этой груди, он уже не мог восстановить в памяти. А у другой был потрясающий вкус. Ему нравилось вдыхать ее запахи, прикасаться к ней языком. Но как ее звали? Увы…

Сейчас у него была Сесилия, но он не думал, что она ему как-то по-особому запомнится. Она оставалась для него лишь средством. Во всех отношениях. В постели Сесилия была хороша, но душа Эрика не пела. Ее тело обладало совершенством линий, от которого у него возникала эрекция, однако она не являлась перед его взором, когда он лежал дома в постели и занимался самоудовлетворением. Она ждала его, доступная и готовая к утехам. В этом заключалась ее главная притягательность, и он понимал, что скоро устанет от нее.

Но сейчас это было как раз то, что нужно. Нетерпеливо нажав на звонок у ее двери, он надеялся, что удастся обойтись без лишних разговоров и поскорее войти в нее, чтобы почувствовать, как слетает напряжение.

Но едва она открыла дверь, его надежды развеялись, как дым. Он послал ей эсэмэску, спросил, можно ли к ней зайти, и получил в ответ краткое «да». Теперь он подумал, что надо было позвонить и узнать, в каком настроении она пребывает. Вид у нее был решительный. Не сердитый и не обиженный, а именно решительный. И это встревожило его куда больше, чем гнев или слезы.

— Проходи, Эрик, — сказала она, впуская его в квартиру.

Эрик. Если кто-то называет тебя по имени — ждать беды. Это значит, что собеседник желает придать вес своим словам. Рассчитывает на твое полное внимание. На мгновение у него возник соблазн сказать, что он должен идти, развернуться и ретироваться, чтобы избежать столкновения с ее решимостью.

Но дверь уже была распахнута, и Сесилия направлялась в кухню. Возможностей для маневра не оставалось. Нехотя закрыв за собой дверь, он повесил пальто на вешалку и пошел следом за Сесилией на кухню.

— Как хорошо, что ты пришел, — сказала она. — Я как раз собиралась тебе звонить.

Он встал, прислонившись спиной к кухонному шкафу, сложил руки на груди и застыл в такой позе, ожидая продолжения. Вот оно, неизбежное. Всегда наступает момент, когда они хотят взять бразды правления в свои руки, отдавать команды и идти вперед, ставя условия и требуя обещаний, которых он не мог дать. Порой эти минуты приносили ему своеобразное удовлетворение. Он наслаждался, медленно и основательно разрушая их патетические надежды. Но только не сегодня. Сегодня ему нужно было ощутить прикосновение кожи к коже, вдохнуть сладкие ароматы, взобраться на вершину и пережить приятную усталость после разрядки. Он так нуждался во всем этом для удержания на расстоянии того, кто преследовал его. И почему глупая женщина выбрала именно этот день, чтобы распрощаться со своими мечтами!

Эрик стоял неподвижно и холодно смотрел на Сесилию, которая стойко выдержала его взгляд. Это было нечто новое. Он привык видеть нервозность, пылающие щеки перед решающим прыжком, радостное возбуждение по поводу того, что они «собрались с духом» потребовать того, на что, по их мнению, имели право. Но Сесилия просто стояла напротив него, не опуская и не отводя глаз.