Дмитрий Серебряков - Фабрика звезд по-русски

— Виталий Петрович?

— Я.

— Это Сергей Розанов. Значит, материал я показывал. Почти все редакторы согласны.

— Почти? Сколько их?

— Из пятнадцати восемь согласились.

— Это не «почти все». Это всего на ноль целых пять десятых больше половины.

— Виталий Петрович…

— Ладно. А деньги?

— Все в пределах оговоренных сумм.

— Хорошо. А эти семеро… Сегодня начинаем расклейку афиш по городу. Концерт через две недели. И эти семеро согласятся — никуда не денутся. Чтобы эта желтая пресса прошла мимо такого события. Да никогда! Это не что-нибудь. Это концерт памяти прекрасной женщины. Это презентация компакта. Согласятся. Но ты работай по этому вопросу. Афиши пару дней повисят — снова к ним подъедь. Понял?

— Понял, Виталий Петрович.

— И смотри: я деньги за плохую работу платить не буду. Или заплачу очень мало.

— Виталий Петрович…

— Всё. Позвонишь утром в четверг. — Толстый положил трубку.

Совин задумался. Но сначала выругался. Разговор был предельно ясным. Готовился цикл статей о Марине Снегиревой. Готовился большой концерт ее памяти. Готовилась презентация нового компакт-диска.

Отсюда и выходило, что на все следственные мероприятия и на акцию, которая остановила бы бизнес на крови Марины Снегиревой, Совину полагалось всего две недели. Не успеет за это время — все: Толстый сорвет куш. Конечно, можно найти убийц Марины. Но как доказать убийство, если даже милиция не смогла это сделать? Да и не относится убийство к фальсификации творчества покойной Снегиревой. Убийство Нины Власовны? И здесь зацепок никаких! И без того разрозненная картина следствия становилась окончательно неясной. Хоть на луну вой! И взвыл бы, да не поможет…

Через полчаса Толстый вышел к своей машине и уехал.

Совин посмотрел вслед зелёному «вольво» и грубо высказался в адрес ни в чём не виноватого автомобиля.

К обеду он познакомился с хозяевами шести из пятнадцати квартир в подъезде, где жила Нина Власовна.

В девяти квартирах просто никого не было. Из шести обойдённых в двух наличествовали бабушки, в трёх — обычные взрослые, в одной — подросток мужского пола годах так об шестнадцати. Всем, кто открывал ему двери, Совин нагло совал в лицо уже открытое удостоверение сотрудника радиостанции и представлялся капитаном Совиным из МУРа. Благодаря исконному русскому страху перед силовыми структурами — будь то КГБ или опричнина Ивана Грозного — ни один из собеседников даже не попытался рассмотреть удостоверение в красной обложке получше.

Но и ни одного устраивавшего его ответа Дмитрий Совин не получил. Ни в день взрыва в квартире Семеновой Н. В., ни в предшествовавший вечер никто ничего подозрительного не заметил.

Пора было ехать на званый обед к другу мятежной юности…

— Никаких следов насилия на теле погибшей не обнаружено. Ее не связывали, не били, не насиловали, не пытали. В организме обнаружено небольшое количество снотворного — таблетки две, не больше. Снотворное довольно сильное, продается только по рецепту врача. Но для человека ее возраста проблемы со сном — дело обычное.

— А дверь проверяли? Ну там, взлом… отмычки и прочее…

— Никаких следов взлома нет. Признаков, что замок открывали отмычкой, не обнаружено. Ну что?..

— Ты знаешь, Палыч, она… Впрочем, нет, ничего. — Совин отхлебнул чая. — Спасибо тебе за обед. Поеду я.

— Мы тачку твою обмывать будем? — возмутился подполковник.

— Потом, Палыч. Недельки через две.

— Да что с тобой происходит, Димка?

— Ничего, Палыч, ничего. Всё нормально. Пока. Я позвоню. — Совин закрыл за собой дверь, закурил и спустился к машине…

Спустя час он был уже в поликлинике, которая обслуживала жителей Сиреневого бульвара, и в частности того дома, где жили Семеновы. Еще через пятнадцать минут выяснил, что Семенова Н. В. к участковому врачу обращалась последний раз несколько лет назад. А снотворное ей и вовсе никто не выписывал. В поликлинике просто подтвердили то, в чем Совин и так был уверен: при таком здоровом образе жизни, какой вела Нина Власовна, ей и не требовалось снотворного. Даже после смерти сына.

Редкий случай — Совина неожиданно потянуло в послеобеденный сон. Не зная толком, чем занять себя до вечера, он поехал домой, отключил телефон и лег спать. Вечер предстоял трудный, нужны были силы…

В половине девятого он вновь сидел во дворе дома на Сиреневом бульваре. С этой лавочки прекрасно видны были все четыре подъезда, входящие и выходящие люди.