Леонид Мендельсон: Пятый угол

- Я должна извиниться, и прошу закончить обед без меня.

Она буквально бросила салфетку на стол и быстрым шагом вышла из комнаты. Казалось, никто, кроме Наума, не обратил внимания на инцидент; за столом стало еще шумнее: Давид стал просить такой же костюм как у Роберта, потом просто залез к тому на колени, требуя подарить цепочку или кольцо. За десертом Бен обратился к Науму:

- Если ничего не измениться, отец просил тебя зайти к нему в кабинет. Я сообщу дополнительно. И еще просьба. Могу ли я присутствовать при твоем рассказе?

- Безусловно. Даже лучше, что еще кто-то в семье будет знать историю предков — Ваших дедушки и бабушки.

Часа через полтора они сидели в кабинете втроем, и Наум продолжал свой рассказ. Он не торопился, иногда возвращался к уже описанным событиям, добавляя некоторые подробности, и, для большей объемности картины, вкрапливал события политической жизни страны.

Давид слушал, не двигаясь, лишь глаза его то становились грустными, то загорались неподдельным интересом, а временами затуманивались, как будто он уходил в свои далекие воспоминания. Бен не мог сидеть спокойно на одном месте, но даже когда опускался в кресло, продолжали двигаться его руки и ноги.

Рассказ подошел к событиям 1937 года, и Наум описал визит корреспондента с письмом Давида и гибелью того — как «врага народа». Здесь старик поднял руку и, как будто обращаясь только к самому себе, сказал:

— Мы все были опалены кострами: испанцы и республиканцы со всего мира, а для Ваших героев — еще и Сталин.

Они просидели около двух часов, и Джон увез Давида в спальню. По предложению Бена они зашли в его комнату и выпили по рюмке виски. Пэм с внуком вышли погулять в парк, и Бен, извинившись, что отец по состоянию здоровья не сможет передать первую часть рассказа Наума, попросил вернуться к тем годам семейной истории.

Поднявшись к себе в комнату незадолго до ужина, Наум увидел, что чьи-то руки навели полный порядок в его вещах: чемодан разобран, вещи аккуратно повешены в шкаф или разложены по другим местам. После вечерней трапезы, сославшись на усталость, он поднялся в свою комнату, включил телевизор и подсел к камину.

Утро выдалось на редкость ясным, но прохладным. За ночь комната значительно охладилась, и Наум, проснувшись по внутренним, более восточным часам, попытался сам разжечь камин. Огонь разгорался постепенно; сидя на корточках и подставив руки теплу, он вспоминал, как мальчиком разжигал холодной зимой «буржуйку», как, не зажигая света, предавался фантазиям и следил за огневыми зайчиками на полу и стенах. Тепло медленно обволакивало, расслабляло; уходили детские заботы и проблемы.

От воспоминаний оторвал шум во дворе; оттерев кусочек запотевшего окна, Наум увидел на ступеньках дома господина в шляпе, с саквояжем и зонтиком-тросточкой в руках.

- Мистер Бэрри, доброе утро. Вы не предупредили о визите.

- Не хотел беспокоить вас заранее.

«Интонация гостя попахивает неприкрытой иронией», — показалось Науму.

За завтраком разговор велся, главным образом, между Беном и Соломоном Бэрри — семейным врачом и давним другом Давида Вольского.

- Скажите, доктор, вы успели осмотреть отца? Как находите его?

- Пока еще не детально, но по внешним признакам он неплох.

- Можете разрешить ему присутствие на наших трапезах?

- Пока ничего не могу сказать, но это подбодрило бы его.

- Какие новости в Оксфорде?

- Слава богу, дожди и осень охладили пыл туристов, и можно, не толкаясь локтями, пройти по улице.

- Мы помним ваш афоризм, — рассмеялся Бен. — «Туризм — занятие вульгарное, но любому бизнесу нужна стабильность».

- В Англии очень мало туристов из России, — обратился доктор к Науму. — Чем вы это объясните?

«Прикидывается, или действительно не понимает?» — подумал Наум, а вслух ответил: — Россия очень большая и красивая страна, и мы просто не успеваем объехать все ее края.

- Готов отдать должное вашему ответу. — Доктор улыбнулся, слегка наклонив голову в сторону Наума. — Но сознайтесь, что он был подготовлен заранее.

- Хочу верить, что ваш вопрос был экспромтом, равно как и мой ответ.

«С этим господином нужно держать ухо востро, в каждую минуту ожидая подвоха», — решил для себя Наум.

Бэрри переключил свое внимание на младшего Давида:

- Скажи-ка, малыш, как твое горлышко? Ты больше не хочешь сладких таблеток?

- Дедушка и мама говорят, что я уже не маленький. Так что, если заболею, давайте мне уже взрослые лекарства.