Елена Руденко - Детективная Игра. Сборник детективов

— Браво, Антонина Ивановна. Вас прекрасно научили не показывать свои чувства. Да вы и детектора лжи не побоитесь. Но нет ничего тайного, что не стало бы явным. Даже если тайна считается государственной. Вы давали зятю кислоту несколько раз. Вы не могли заранее предугадать, чем он будет заниматься после обеда, поэтому он засыпал в самых неожиданных местах. И наконец вам повезло: он уснул за рулем. Тут еще и свидетельница рядом оказалась…

— Это вы о его любовнице, с которой он ехал на свою «холостяцкую» квартиру?

Аристарх запнулся.

— Любовнице? — глупо переспросил он.

Антонина Ивановна заговорила неожиданно мягко:

— Сядьте, Аристарх Викентьевич. Что это вы так разволновались? Вы славно потрудились, копаясь в прошлом. Но того, что вам удалось узнать, недостаточно, чтобы до конца понять произошедшее. Думаю, вы заслуживаете некоторых разъяснений.

Аристарх сел. Антонина Ивановна закурила новую сигарету, выпустила в форточку добрую струю дыма и продолжила:

— Был в старину такой философ — Монтень. Он сказал: «Каждый человек в своей жизни хоть раз да заслуживает быть повешенным». Может быть, он выразился несколько иначе, но суть фразы именно такова. Звучит парадоксально, конечно, но очень верно.

Покойный Богатырев был блестящим журналистом, талантливым публицистом, честным и неподкупным борцом против пороков общества. Он очень любил свою семью, но работа отнимала у него всё свободное время. Приблизительно так писали в газетах после его гибели. Дома он появлялся редко, это точно. Обычно он только приезжал, чтобы подкрепиться обедом, который готовила теща — женщина, по его мнению, недалекая и неопасная. Даже ночевал дома он редко: любовницы разрывали его на части. Жене он рассказывал сказки о постоянных командировках в другие города, и эта бедная овечка всему верила. В сущности, он и не любил ее вовсе. Женился, чтобы прописаться в городе и переехать в благоустроенную квартиру. Он действительно был по-своему талантлив: с началом перестройки он очень верно угадал дух времени и за какой-то год или даже меньше сумел вырасти из заштатного репортеришки в одного из ведущих журналистов страны. Его статьи с разоблачениями всевозможных мафий печатались в центральных газетах, газеты раскупались мгновенно, люди жадно читали очередные новости Богатырева о расхитителях, коррупционерах и других врагах народа. Мне прекрасно известно, как он стряпал свои статейки. Заполучив на руки пару малозначительных фактов, он надстраивал сверху пирамиду из фальшивых связей, выдуманных причин и следствий, мотивов и прочих домыслов. И нити всегда вели «наверх»! Обязательно нужно было сделать намек на участие руководящих органов в неблаговидных делах! А как же иначе, ведь интерес читателей можно подогреть только высокой степенью скандальности. Здесь он, между прочим, проявлял благоразумие, ни разу не обвинив по-настоящему сильного человека. Он никогда не упоминал фамилии тех, кто мог с ним расправиться. Зато тем, кого он считал уязвимыми, доставалось от неподкупного борца по полной программе.

Голос Антонины Ивановны постепенно повышался, сигарета между пальцами дрожала, пепел сыпался на стол.

— Он сидел в этой кухне, уплетал тещины котлеты и хвастал своими газетными подвигами. Он говорил с гордостью: «Я ломаю систему». Что верно, то верно — систему он ломал. При этом его не волновала судьба людей, попавших под его нож. Не имея сколько-нибудь серьезных оснований, он объявил взяточником генерала милиции. Генерал застрелился. Ну и что? Богатырева это не заботило. Плевать он хотел на министра, которого выгнали с работы после его статьи. А когда от сердечного приступа умер старый контрразведчик, которого он обвинил чуть ли не в связях с абвером…

— Это был дед Кирилла?

Аристарх не понял, почему так спросил. Как-то само вырвалось.

Антонина Ивановна замолчала и посмотрела на сигарету в своей руке так, словно впервые ее увидела.

— Что-то я разнервничалась. Сама себя не узнаю.

Она выбросила сигарету в форточку, сгребла на ладонь пепел со стола и отправила его туда же, затем вновь спрятала сигареты в глубину буфета.

— Видите ли, Аристарх Викентьевич, очень трудно судить объективно, глядя на вещи со стороны, да еще и много лет спустя. И уж совсем наивно думать, что можно прожить жизнь, не снимая белых перчаток. Я тут упоминала Монтеня. Так вот, другой мыслитель — очень известный — сказал: «Не судите, да не судимы будете. Ибо каким судом судите других, так же будут судить и вас». Впрочем, зачем я это говорю?