Возвращаясь домой, стажер припоминал бравого охранника с автоматом, горластого милицейского дежурного, которые, как выяснилось, не только знали о том, какое теплое гнездышко свила себе банда у них под боком, но даже делали похоже, все возможное, чтобы создать этой банде условия для нормальной и плодотворной работы. Ведь иначе бы в отделении приняли потерпевшего и оформили его заявление, а не гнали его громкими криками. Стажер вдруг сообразил, что все эти "альпинисты" из банды, охраны и милиции, связавшиеся в данном конкретном случае в одну связку, не по зубам ему, скромному человеку, и решив: "Черт с ними, с долларами!", живой и здоровый вернулся домой. А там он начал рассуждать таким образом (не будем осуждать его за радикальность рассуждений: все-таки человек был огорчен случившимся с ним, и мог в чем-то хватить через край): скажем, в милиции оказался честный человек, и по факту вашего заявления открыли дело. И предположим, что произошло еще и такое: дело попало к честному следователю. То есть вам на пути попались два честных человека - и дело расследовано. Ему предстоит быть переданным в суд. Но и здесь, рассуждал снедаемый скепсисом стажер, даже если вам попадается еще и честный судья, преступнику все равно есть чем прикрыться. Законом - вот чем, ибо закон на стороне преступника. Он бережно охраняет его права. Да и как иначе: мы ведь строим правовое государство, и не дай Бог, будут ущемлены где-нибудь в чем-нибудь права мошенника.
Стажер во многом был прав. Наш уголовно-процессуальный кодекс был принят в шестидесятом году. Это было время развития космических побед, но никак не преступности. Многое из того, что существует сейчас, просто не существовало, и частно-предпринимательская деятельность, например, называлась фарцовкой, а по-ученому - спекуляцией. Не было понятия "организованная преступность". Да и откуда ему было взяться под присмотром КГБ? В те времена "свобода" могла приснится нашей руководящей силе только в страшном сне.
Уже давно мы так не живем. Живем в другом государстве, с другими преступлениями и другими преступниками, но по тому же кодексу. Понятий "мафия", "коррупция" как не было, так и нет. Это радио все трещит и газеты пишут: "мафия", "мафия"... А ее у нас нет. Нету никакой ни мафии, ни коррупции. А это значит: судим мягко, гуманно. Но вот, предположим, все-таки судим, предположим, преступник уже взят и сидит за решеткой. Сколько он может сидеть? Сколько времени у следствия?
В старом кодексе срок содержания под стражей обвиняемого составлял девять месяцев. Поскольку дела были небольшие, не представлявшие большой сложности, следствие успевало закончить расследование и ознакомить с ним обвиняемого в этот срок: девять месяцев. Вот ты хочешь ознакомится с делом, бери ознакомляйся, читай его хоть десять лет. В зачет определенных законом девяти месяцев эти десять лет не идут.
Были случаи больших, сложных дел - и сроки по ним продлевались Президиумом Верховного Совета РСФСР; таким образом, дела удавалось закончить без освобождения обвиняемых из-под стражи. В июне девяносто шестого Конституционный суд вынес решение о признании положения статьи 201 о сроках ознакомления с делом не соответствующим Конституции и предложил Думе привести это несоответствие в соответствие. Дума привела, и теперь держать тебя взаперти больше полутора лет никто не имеет права. Если ты хочешь глубоко ознакомится с делом - вот тебе свобода, знакомься в свое удовольствие, потому что по истечении полутора лет тебя не имеют права держать.
Конституционному суду за это решение - орден! Думе - два ордена!
Преступный мир салютовал этой поправке из всех орудий. Повально пошли тугодумы, любители вчитываться в текст, поклонники детектива из собственной жизни. Они читают, часы тикают, и срок бежит. Пробежало полтора года - добро пожаловать на волю! Конституционный суд, воздев очки на нос, ответит, конечно: а вот у нас тут оговорка, что работники следствия имеют право обратится в суд, и суд, обратившись к делу, может продлить срок содержания под стражей. А на это ответил симпатичный толстяк, коммунист-сталинист Игорь Губкин, он сидит сейчас в тюрьме за попытку взорвать памятник Петру I работы другого симпатичного толстяка Зураба Церетели. В интервью телевидению Игорь Губкин произнес очень мудрое изречение собственного производства. "Власть ФСБ, - сказал он, - у нас распространяется лишь до суда, а дальше у нас - слава Богу! - есть коррупция". Так что, уважаемые конституционники, суд может продлить, а может и не продлить.
Читать дальше