Рут Ренделл - Солнце для мертвых глаз

Что касается холода, то тут он тоже знал, что делать. Но ему потребовалось довольно много времени, чтобы подготовиться. Ведь тогда Тедди рассчитывал, что больше никогда не увидит обитателей подвала и тем более не прикоснется к ним. Холодало с каждой минутой, у него застучали зубы, гусиная кожа на руках стала напоминать сыпь, он тихо бормотал себе под нос, что должен сделать это, что ему некуда деваться. Иначе умрет от переохлаждения.

– Приступай, – сказал Тедди в полный голос. – Берись за дело.

Отвернувшись, он взялся за одеяло, в которое было завернуто тело Гарриет, и потянул. Оно поддалось легко, но от шорохов и стуков, которые издавало то, что в нем содержалось, его горло сдавил спазм. От одеяла пахло, но не сильно. Как ни странно, экзотическими духами и роскошью, а еще чем-то сладко-кислым, противным и неопределимым – тем, что, как догадывался, очень скоро, возможно, завтра станет ужасным.

Тедди опять потребовалось много времени, прежде чем он решился воспользоваться одеялом по назначению. Одно дело – дотрагиваться руками до края, и совсем другое – завернуться в него. Однако одеяло было очень красивой вещью. Тедди запомнил это, еще когда доставал его из бельевого шкафа, – мягкое, пушистое, нежно-голубое, с атласной каймой. В тусклом свете из люка Тедди увидел, что оно измазано в угольной пыли, и расстроился. Ему стало стыдно за то, что он испачкал такую красивую, чистую, дорогую шерсть и совершил нечто столь противное его натуре. Он принялся ласково гладить его. Затем, познакомившись с ним, он заставил себя забыть, для чего его использовали, укрылся и свернулся калачиком на полу.

По его лицу текли слезы, горячие, как вода из крана. Тедди вытер их. В пушистых, пастельно-голубых складках было тепло, но одеяло вселило в него и другие ощущения. Он снова почувствовал себя ребенком, хотя и не таким, каким он был.

Заснуть не получалось. Тедди зарылся лицом в одеяло, все глубже и глубже, натягивая его на себя до тех пор, пока оно не превратилось в кокон. Оказавшись опять во чреве Элейн, теплом и темном, он попытался заснуть, но у него опять ничего не получилось. Кто знает, спят эмбрионы или нет?

Антея удивлялась себе. Она никогда не предполагала, что на ее долю выпадет такое: уговаривать Франклина сходить домой и поговорить с Гарриет. Раньше она надеялась, что тот просто уйдет – со скандалом или без. Но сейчас ей вдруг захотелось ясности, чтобы над i были расставлены все точки, чтобы все вопросы были решены открыто и честно.

– Иди, – сказала она. – Объяснись. Не обещай ничего, но намекни, что все возможно.

Иногда, но не ставя себя на ее место, Франклин гадал, как Гарриет жила в его отсутствие, когда некому было подать ей утренний чай. Без него, когда не надо убираться, заниматься хозяйством, носить в химчистку его одежду. Развлекалась или, возможно, страдала? Как бы то ни было, впредь Гарриет придется самой наливать себе чай, только вот заставит ли это вставать ее пораньше или она будет лежать в постели допоздна, ответить на этот вопрос Франклин не мог. В одном он был уверен: в десять минут десятого – по его прикидкам, он должен был добраться до коттеджа «Оркадия» именно к этому времени – Гарриет будет сидеть дома и наводить марафет после утреннего душа.

Автомобильное движение было очень плотным, и он приехал чуть позже назначенного им самим срока. Он припарковал машину на территории конюшен, помахал Милдред, которая выгуливала свою собаку. Та помахала в ответ, выдавила из себя полуулыбку. Ему показалось, что она выглядит смущенной, но решил, что у него разыгралась фантазия, и вообразил, будто не ожидала увидеть его и он оказался не в том месте и не в то время. Да, это наверняка фантазии. Зная, что Гарриет ужасно легкомысленна в таких вещах, Франклин надеялся, что задняя калитка не заперта, но на этот раз Гарриет проявила похвальную бдительность, и этот путь был для него закрыт.

Он завернул за угол и открыл калитку в сад. Дикий виноград сбросил половину листьев, и они лежали таким толстым слоем, что не было видно мостовых плит. Гарриет, естественно, никогда не занималась садом, но уж листья-то она могла бы собрать. Франклин напомнил себе, что теперь для него не имеет значения, что она делает или как выглядит участок, затем вставил ключ в замочную скважину и вошел в дом.

Надо отдать ей должное: Гарриет всегда содержала их жилище в чистоте. И сейчас здесь было чисто и даже, на проницательный взгляд Франклина, чище, чем обычно. Он громко произнес: