Чарлз Тодд - Свидетели Времени

— Вам надо снова расспросить людей о той ярмарке. Разговаривали ли там Уолш и отец Джеймс, как старые знакомые?

— Но каким образом Уолш мог узнать отца Джеймса, если тот нарядился клоуном, чтобы развлекать детей, и лицо у него было раскрашено?

— Отец Джеймс сам мог вспомнить Уолша.

Хэмиш вмешался, напомнив Ратлиджу: «Миссис Уайнер говорила, что отец Джеймс пришел с ярмарки и сразу пошел умываться, отдав ей собранные там деньги».

— Так все очень просто — надо спросить самого Уолша.

— Да вы его не знаете! Он будет изрыгать ругань и проклинать меня. Легче узнать в комиссариате, чтобы не позволить этому хитрому ублюдку избежать обвинения.

— Сара Херст все еще хранит то письмо?

— Не могу сказать, где оно. Просто Херст вспомнил и решил нам позвонить.

— А если Уолш искал именно письмо у священника? Ведь это в порядке вещей — хранить письма тех, кто дорог.

— Конечно нет! Откуда ему было знать о существовании письма? Это ложный след, и я не собираюсь по нему идти. И потом, если отец Джеймс и узнал что-то плохое об Уолше, он не стал бы говорить сестре, верно? Забудьте. Я вам рассказал о письме просто так, чтобы обменяться мнениями.

Хэмиш вспомнил о размышлениях накануне ночью относительно Норвича.

Иголка в стоге сена. Так вот, не исключено, что эта иголка сама отыскала отца Джеймса спустя год после окончания войны.

— Понимаю вашу точку зрения, — успокоил Блевинса Ратлидж и сменил тему: — Я был в доме священника, осмотрел его кабинет.

— И ничего нового не увидели, так? Миссис Уайнер тщательно отскоблила ковер. Наотрез отказалась, чтобы констебль сделал это за нее. «Это мой дом и мой долг», — сказала она.

Блевинс доел последний бутерброд и сложил салфетку. В углу ее была вышита готикой буква Б , увитая веточкой сирени.

— Ящик стола был взломан просто варварски.

— Да, можно было легко сломать замочек. Тут не требовалось сил. Это правда. Но я думаю, что тот нежный цветок, что сидит сейчас у нас в камере, не привык рассчитывать усилия.

— Значит, версия такова: Уолш явился за деньгами, которые ему были очень нужны, чтобы заплатить за новую повозку. Но после ярмарки прошло несколько недель. К тому времени церковные деньги могли быть уже потрачены — розданы нуждающимся, употреблены на церковные нужды, мало ли чего еще. Почему Уолш был уверен, что деньги по-прежнему целы и хранятся у отца Джеймса?

— Я сам об этом думал, — ответил Блевинс. — Но, как правило, деньги на нужды церкви идут не из сбора на базарах. Все пожертвования прихода хранятся в банке и снимаются со счета по мере надобности. Кроме того, осенняя ярмарка никогда не приносит большой выручки. Хотя в этом году, впервые после войны, она была значительнее, чем раньше. Мужчины вернулись с войны, да и молодые женщины, которые тоже воевали. — Он замолчал.

Замолчал и Ратлидж. Так тяжело сознавать, что мужчины в расцвете сил ушли и никогда уже не вернутся. На фронте они об этом не задумывались. В Остерли тоже много потерь — в их числе сын мясника и племянник миссис Барнет. А некоторые остались калеками и учатся теперь плести корзины для продажи. Один из лучших парней Остерли вернулся слепым. Два мальчика из церковного хора остались сиротами, их мать умерла от испанки, а отец погиб на войне. Жители поговаривают о том, чтобы соорудить памятник всем, кто погиб на войне.

Ратлидж вспомнил о мемориале в Лондоне. «Вечная память павшим», — было написано на нем. Каждый ноябрь к нему возлагают венки и читают молитвы по тем, кто не вернется домой. Никогда.

Он опечалился, вспомнив о тех, кто пропал без вести. Они все еще лежат на полях Фландрии, зарытые так глубоко в изрытую снарядами землю, что даже фермерский плуг не обнаружит их. Ботинки могут дольше сохраниться или каски, но со временем даже кожа разрушается, а железо ржавеет и рассыпается. И спустя несколько лет их покроют пшеница, горошек или виноградники. Ни деревянных крестов, ни мраморной плиты. Слышат ли они благодарные молитвы тех, кто ныне жив? И сколько времени эта благодарность продлится?

Он очнулся. Блевинс в это время продолжал говорить:

— …Отец Джеймс пережил войну и эпидемию испанки. Храбрым был, но не бравировал храбростью. Любой скажет вам — он многих сумел вернуть на путь исправления. Но не Уолша. С ним не было шансов. Не знаю, как в вашей практике, но в моей такие гиганты — всегда недоумки. Зато эти чудовища обладают взрывным темпераментом. Отец Джеймс мог совершить фатальную ошибку, желая усовестить его.