Александр Ольбик - Доставить живым или мертвым

-- Ребята из ОМОНа... этого элитного подразделения, обычно не сгибаются...И если даже сгибаются, то потом находят в себе силы...Вот как ты... Ты же нашел в себе мужество воспротивиться...

-- Они мне не доверяли до конца. И я убежден, что потому меня и взяли, чтобы там, у водозабора, подставить. У них ведь тоже есть своя пропаганда и контрпропаганда и под нее очень хорошо подпадал я...После взрыва Барс мог бы заявить, что в его войсках воюют не только арабы и талибы, но и славяне, такие русские парни, как Воропаев...Смотрите, мол, российский омоновец, а встал под священные знамена ислама...Какой неубиваемый козырь, а?

Потом он рассказал о видеосъемке, которую проводили с ним боевики.

Полковник, не отрываясь, смотрел на Воропаева. Еле заметная усмешка коснулась глаз, но как будто добрая, понимающая.

Спустя четыре часа, когда разговор вроде бы подходил к концу, полковник разложил на столе карту Чечни.

-- Смотрим, -- сказал он, -- в каком, примерно, месте находится база Саида. Тебе, Олег, надо вспомнить все места, которые вы проезжали, проходили или проползали. Пойми, это так же важно, как знать имена исполнителей...

-- По карте это не определишь, но скорее всего это юго-восток Чечни. Где-то ближе к Грузии, к Панкийскому ущелью.

-- Тебе о чем-нибудь говорит такое название -- Гнилая яма? -- полковник перевернул карту и, взяв из пластмассового стаканчика красный карандаш, что-то им на карте пометил. Потом поднял голову, секунду-другую помедлил и задал Воропаеву неожиданный вопрос:

-- Если бы тебе предложили пойти туда...ну, на поиск главарей боевиков, ты бы согласился?

-- Смотря с кем идти...Не хотелось бы столкнуться с недоверием, хотя я это и заслужил в полной мере.

-- Хорошо, что ты это сам понимаешь. В тебе чувствуется решимость реабилитироваться, хотя на мой взгляд, ты это уже сделал с лихвой.

Воропаев прикурил сигарету, которую он держал в руках.

-- Да ладно, товарищ полковник, я не маленький и не надо меня успокаивать. Меру своей вины я сам знаю и знаю ей цену.

Раздался телефонный звонок. Полковник взял трубку и стал слушать. Его лицо изменилось, он выпрямился, словно встал на вытяжку и даже свободную руку вытянул по швам.

-- Есть, все в порядке, как и договаривались, -- положил трубку и устремил взор на Воропаева: -- Сейчас сюда зайдет один человек и ты, Олег, ничему не удивляйся и веди себя подобающим образом.

Граус подошел к стене, дотронулся до выступающей округлости и дверь отворилась. Воропаев остался один. Слова собеседника его не смутили, не заинтересовали, ибо при любом раскладе он чувствовал себя арестантом. Но когда дверь так же неслышно, сонно, раскрылась и в ее проеме показался человек, Воропаев от изумления вскочил и снова плюхнулся на стул. Вне всякого сомнения, в кабинет входил никто иной как сам президент России.

-- Сидите, -- сказал вошедший, -- вижу по вашему лицу, что знакомиться нам нет необходимости.

-- Честно говоря, я не верю своим глазам, товарищ президент, -Воропаев поднялся, сделал от стула шаг в сторону и это вышло у него по строевому четко.

-- Я порой тоже не верю в то, что происходит со мной...подходите ближе, садитесь, -- Путин не стал садиться на место полковника, прошел вдоль ряда стульев и опустился на предпоследний от торца стола стул.

Воропаев устроился напротив, и когда взглянул в улыбчивые голубые глаза визави, почувствовал несказанное облегчение. Он понял, что назревает что-то экстраординарное, в чем он, московский омоновец, будет играть какую-то роль, а не сидеть в камере...

Путин вынул из внутреннего кармана пиджака бумагу и развернул ее. Достал черную авторучку, снял с нее колпачок и в обнажившемся золотом пере заиграли искорки.

-- Я сейчас подпишу Указ о присвоении вам "Ордена мужества", -- и перо заскользило вдоль нижнего поля Указа. --Награду получите после того как мы с вами прогуляемся в тыл боевиков...

Воропаев поднялся и почувствовал, что ноги, неслухи, подгибаются. И что того кислорода, которого хватало до сих пор, теперь явно не достает. Дыхание его сбилось и сквозь эту сбивку он с трудом проговорил:

-- Товарищ президент, это какая-то нелепая ошибка...Я не достоин этого, я предал...был на той стороне, -- и голос Воропаева от внутренних треволнений погас, словно кто-то перетянул голосовые связки. Он отвернулся, потому что не смог сдержать слез -- рыдала его душа, рвалась на части, а он бессильно, по-ребячьи, стыдливо смахивал влагу с глаз, а она лились и лились...

-- Вы искупили... Многое исправили, -- в голосе президента тоже чувствовалось волнение, но слышалось в нем и отцовское всепонимание. -- Я бы не хотел оказаться на вашем месте и... я вам не судья. А то, что вы сделали в Воронеже, -- вот за это я наградил вас...А теперь, Олег Александрович, успокойтесь, садитесь, сейчас нам принесут чайку и мы с вами обговорим наше ближайшее будущее. Я слышал весь ваш разговор с полковником и меня заинтересовала одна вещь, а точнее, подходы к базе Барса...