Наталья Корнилова - Вся жизнь – игра

После осмотра тела девушки я перешла к мужчинам. Тот, с переломленным позвоночником, наверно, единственный из всех оказал сопротивление убийцам. Марина называла его Айдын. Позвоночник был сломан страшной силы ударом, при этом с Айдыном расправились голыми руками. Это указывало на громадную физическую силу убийцы.

Второго, Макса, убили еще проще: вкололи лошадиную дозу наркотика. А вот девушка, очевидно, умерла сама, на что указывал и аккуратно введенный в вену шприц (не то что у Макса, грубо, не внутривенно, а внутримышечно), и разрез на запястье, который едва ли остался от убийц. Впрочем, все это мелочи, как ни бесчеловечно это звучит. Важно, что…

Что это?

Я наклонилась и подобрала с пола окурок. Сигарилла неизвестной мне марки «Hors Concours DU» – это было написано по ободку сигариллы, а чуть пониже, у самого белого фильтра, маленькими, еле различимыми буквами – какое-то длинное непонятное слово: то ли Meersingeer, то ли Meerbindeer. Сигарилла не была докурена и до половины. Да. Совершенно очевидно, что это оставлено здесь убийцей: я не нашла здесь ни пепельницы, ни окурков, ни сигаретных пачек. Очевидно, наркоманы берегли остатки своего чахлого здоровья для героина.

Я аккуратно положила окурок в пакетик и сунула в сумку. Сомневаюсь, что местные правоохранительные органы способны раскрыть тройное убийство по одному окурку. А Родион, быть может, да и с моей помощью…

Я внимательно рассмотрела следы на ковре. Их было много. Наверно, обитатели этой квартиры имели обыкновение заходить в квартиру не разуваясь. У самого подоконника я обнаружила огромный след, который едва ли мог принадлежать кому-то из этих троих. Да, убийца. Я позвонила Родиону и коротко проговорила:

– Ну что же, мы не поспеваем за событиями. Вот, стою над тремя трупами.

– Надеюсь, это не трупы Алексея, Павла Борисовича и Елены Маминовых? – осведомился босс, но в его голосе глухо звякнула тревога.

– Нет, это наркоманы, дружки Марины Маминовой. Их зверски убили. Саму Марину похитили, ее сотовый отвечает мужским басом, что Марины нет и не будет. Но я думаю, что она жива. Какой смысл светиться, если можно оставить труп здесь, как этих троих? Нет, ее определенно хотели взять живой. Чтобы, вероятно, держать в напряжении Алексея Маминова. Что характерно, только прошлой ночью двоих из них отвезли в больницу, в наркодиспансер номер тринадцать.

– Ты осмотрела квартиру?

– Да. Следов борьбы нет. Их сломали как щенков, этих наркоманов. Причем одного сломали в прямом смысле – позвоночник. Убийца, я полагаю, был один, хотя точно определить не представляется возможным. Здоров, ничего не скажешь. Курит экзотические сигариллы, я таких не видела. Может, потому, что сама курю мало и редко.

– И когда выпьешь, – добавил босс. – Значит, так, Мария: сегодня, наверно, уже поздно, а вот завтра с утра ты поедешь в диспансер. Тот самый, тринадцатый. И номер-то какой…

– То же самое сказал мне наш замечательный клиент Маминов.

– Не хотел бы я быть на его месте. В одном уверен: свою безопасность он обеспечит на все сто. После того-то, как его сестру… Меня, правда, другое волнует. Завтра день рождения у его жены, и все едут на дачу. А из этого, как ты сама помнишь, у них ничего хорошего не выходит. Причем на редкость стойкая публика они в смысле потери родственников: у моей крестной, Анны Ивановны, у брата завтра похороны, а она на них идти не собирается из боязни себя скомпрометировать и испортить настроение своей драгоценной дочке.

– Простите, босс?

– Да, это я что-то увлекся… Так вот, Мария, сегодня ты, пожалуй, едешь сюда, и мы еще обсудим создавшееся положение. Обязательно созвонимся с Маминовым. А то как бы он не наглупил! Хотя он не похож на человека, который способен на необдуманные поступки.

– Ладно. До встречи, босс, – сказала я. – Мне уже, наверно, пора, а то сейчас сюда нагрянет милиция, и не факт, что мне не придется приятно провести время в КПЗ в изысканном обществе… как говорится, до выяснения обстоятельств. Наша милиция не всегда отличается понятливостью, а если и обладает ею, то тщательно маскирует. Счастливо.

Закончив разговор, я еще раз заглянула в «комнату Синей Бороды» и бросила взгляд на эту страшную сцену. Она почему-то показалась мне театральной инсценировкой боевика, и стоит крикнуть по-станиславски: «Не верю!» – как все присутствующие «мертвецы» вскочат и станут переигрывать сценку. До тех пор, пока это не удовлетворит режиссера. Не знаю… наверно, как-то уж слишком броско, с расчетом именно на внешний эффект, убиты эти люди. И звонок-ребус про Чернышева, сто сорок, одиннадцать, два нуля… все это просто езда по нервам. По нервам Маминова. Я вспомнила его холодные глаза и резкие, словно удар с оттяжкой, слова: «Мне кажется, что кто-то играет со мной, как с маленьким мальчиком. Дразнит, разыгрывает, гоняет, как щенка палкой. Только не заиграться бы. Уж больно серьезную, недетскую игру этот «кто-то» себе придумал…»