Игорь Скорин - Ребята из УГРО

Саша взглянул на Фомина — он торопливо натягивал дошку, шапку и моргнул ему: мол, одевайся.

— Брось чемодан здесь, и за мной.

На улице было холодно и безлюдно. Перед гостиницей стояло несколько извозчиков, а чуть дальше быстро шел актер. Фомин втолкнул Сашу в санки, стоящие в середине извозчичьей вереницы, и что-то сказал кучеру. Застоявшаяся лошадь взяла с места. Когда актеру оставалось шагов двадцать до переулка, они обогнали его, свернули за угол и сразу остановились.

Фомин выскочил на тротуар.

— Миша! Я с тобой, — крикнул ему кучер, сваливаясь с облучка. Сбросил волчью доху, и Саша сразу узнал в нем человека, которого случайно видел накануне в секретной части.

Тот сунул Саше вожжи и побежал за Фоминым. Саша не сразу понял, что происходит, но и не хотел оставаться в стороне.

Накинул вожжи на спинку санок и подбежал к Фомину. Тот объяснял «кучеру»:

— Ты, Федор, иди навстречу, пропусти и страхуй сзади. Мы будем брать.

Едва кучер скрылся за углом, они тоже вышли на перекресток и лицом к лицу столкнулись с «актером», тот сделал было шаг в сторону, но в руках Фомина оказался револьвер.

— Спокойно, Никитский, — тихо и четко произнес Михаил Николаевич. — Дорохов, обыщи его.

Мелькнула мысль: опять он опростоволосился! Хорошо хоть, не поделился своими наблюдениями с дядей Мишей. Он не очень уверенно сделал шаг вперед и увидел, как старик совершенно невозмутимо опустил на тротуар саквояж, мгновенно сбросил перчатки, очень быстро, почти незаметно оглянулся и, увидев «кучера» с пистолетом в руке, улыбнувшись, проворковал:

— Что вы волнуетесь, гражданин Фомин, я же никогда…

Но тот не дал ему закончить, прикрикнул:

— Не шевелиться! Саша! Карманы, быстро!

Дорохов запустил руку в правый карман шикарного пальто и вытащил плоский черный браунинг. Тут уж он окончательно пришел в себя. Переложил пистолет в свой карман и уже уверенно продолжал обыск. Во внутреннем кармане пальто оказался еще один такой же пистолет. «Ничего себе артист! Черкасов! Ну и шляпа я!»

— Посмотри в рукавах и за воротником.

В рукавах ничего не было, а за воротником пальто, там, где крепится вешалка, оказался небольшой финский нож. Он никак не мог его отцепить и поэтому просто вынул из ножен.

— Возьми саквояж, — велел Фомин.

Баульчик был довольно тяжелым. Михаил Николаевич приказал «артисту» идти за угол, где остановились санки. «Кучер» отбросил меховую полость, сначала сел Саша, потом задержанный и рядом с ним Фомин, уже успевший освободиться от бороды. Дорохов заново переживал все происшедшее, представил свою сначала восторженную, а затем растерянную физиономию и еле сдержался, чтобы не рассмеяться. Ему хотелось рассказать Фомину, но тот был молчалив и серьезен, да и не время было для веселых разговоров.

В кабинете Фомина сразу же собралось начальство. Пришел Чертов и его заместитель Иван Иванович Попов. На столе были разложены новенькие браунинги, уже без патронов, и содержимое саквояжа: набор отмычек из легированной стали явно нерусского происхождения и оригинальной конструкции дрель. «Артист» неторопливо повесил пальто на ту же вешалку, где висела одежда Фомина и Дорохова, своя, а не гардеробная — выглядела она куда как скромно рядом с пальто задержанного. Никитский причесался и спокойно уселся на стул. Казалось, что внезапное задержание у него не вызвало ни малейшего огорчения.

Михаил Николаевич начал допрос, а Сашу отправил за прокурором по надзору за милицией. Прокурор, рыхловатый молодой мужчина, не заставил себя ждать. Он пришел в кабинет и, расположившись за столом Дорохова, стал внимательно рассматривать Никитского. Фомин достал из сейфа пачку документов и положил их перед ним, объяснив:

— Краткая характеристика Гриши Международного. За двадцать один год Советской власти он успел получить в общей сложности девяносто лет лишения свободы, из них не отбыл и десятой части. Всего за ним четырнадцать побегов из разных колоний. Кстати, до революции тоже судим несколько раз, кроме того, имел регистрации в сыскных полициях Харбина, Парижа и Варшавы.

Прокурор долго и с интересом перечитывал документы и задал один-единственный, видимо мучивший его, вопрос: