Он купил два пол-литровых бокала с пивом, блюдечко с подсолёнными сухариками и, не обращая никакого внимания на удивлённые взгляды небритых завсегдатаев, прошёл в дальний конец зала.
Прошёл, устроился за колченогим обшарпанным столиком, бросил в рот сухарик, вяло разжевал, глотнул пивка, поморщился… Нет, пиво-то было свежим и вполне приличным, в Купчино другого — по определению — не держали. Просто…
«Чего же такого нарыл Серёга в городских архивах и библиотеках?», — гадал заинтригованный внутренний голос. — «Что узнал? Голос у Хрусталёва был серьёзным-серьёзным. А вид — бесконечно-усталым… Теперь и пиво уже не в радость. Я имею в виду, до шести вечера. То есть, до тех пор, пока вся эта туманная „хрусталёвщина“ не прояснится…».
В десять ноль-ноль, покончив-таки с пивом, он покинул рюмочную, посетил открывшийся зоомагазин и, совершив заказанные покупки, вернулся домой.
— Тебя, майор, только за смертью посылать, — наполняя пластиковый поддон светло-голубым туалетным наполнителем, ворчала Александра. — Бедное животное извелось всё, а ему, законченному алкоголику, и горя мало. Не торопится никуда. И свежий пивной дух ощущается явственно… Не надо, пожалуйста, оправдываться. Всё равно не поможет… Аркаша, иди сюда. Кыс-кыс-кыс! Иди, маленький, не бойся. Гнездись… Вот, молодец! Пошли-ка, милый, на кухню. Не будем смущать котёнка. Угощу, так и быть, кофейком по-арабски…
Наполнив фарфоровые чашки кофе, Сашенция мило улыбнулась и совершенно предсказуемо попросила:
— А теперь, отважный сотрудник доблестной российской полиции, рассказывай.
— О чём?
— Во-первых, о ночных событиях на Средней Охте. Во-вторых, о том, почему ты, посетив зоомагазин, вернулся таким задумчивым. А, в-третьих, о своей неземной любви ко мне…
Пашка закурил и, прихлёбывая ароматный кофе, приступил к повествованию.
Александра слушала очень внимательно, лишь изредка ненавязчиво комментировала:
— Считаешь, что неизвестный злодей проник в квартиру Марины через незакрытую форточку? Реальный, на мой взгляд, вариант. Там же — за форточкой — располагается просторный балкон… Серёга Хрусталёв разжился важной информацией? Вполне может быть. Он парнишка настойчивый и упорный…
А, вот, поговорить о любви не удалось — внезапно ожил Пашкин мобильник, и голос Тургаева поинтересовался:
— Как дела, молодожён в майорских погонах? Не забыл о сегодняшнем важном деле?
— Э-э-э…, — замялся Сомов. — Сейчас вспомню. Обязательно. Сейчас-сейчас…
— Что ты, охламон, должен сегодня посмотреть?
— Посмотреть?
— Ага. По ящику. В три часа дня.
— Вспомнил. Телевизионный канал «Дом». Беседа с депутатом Государственной Думы Митрофаненко.
— Молодец, памятливый, — похвалил генерал-лейтенант. — Я, собственно, по этому поводу и звоню. То бишь, хочу сделать тебе предложение, от которого умные люди не отказываются… Подъезжай, Павел Сергеевич, ко мне в Управление к четырнадцати тридцати. Выпьем, посоветуемся, обсудим текущие дела. А потом вместе полюбуемся на депутатское выступление. Покумекаем… Что говоришь? Да, мой ящик теперь принимает купчинский телеканал «Дом». Ведомственные умельцы подсуетились. Всё. Жду. Сашутке передавай привет…
Тургаев сказал чётко, мол: — «Посоветуемся, выпьем…». Поэтому пришлось, не прибегая к услугам верного «Опеля», добираться до улицы Некрасова на общественном транспорте.
Сомов вошёл в серый приземистый особнячок с мраморными колоннами по фасаду, предъявил на «вертушке» служебный пропуск, поднялся на второй этаж, свернул направо, прошёл длинным коридором и вскоре оказался в просторной генеральской приёмной, заставленной кожаными диванами, журнальными столиками и искусственными пластмассовыми пальмами в уродливых керамических кадках.
Сексапильная секретарша — с капитанскими погонами на узких сексапильных плечах — многозначительно кивнула рыжеволосой головой на приоткрытую дверь, мол: — «Давай, следуй, Хозяин уже заждался…».
Пашка осторожно заглянул в кабинет и, сглотнув слюну, вежливо поинтересовался:
— Можно?
— Проходи, проходи, орёл! — солидно пророкотало в ответ. — Не мандражируй. Будь как дома. Не укушу…
«Служебный кабинет классического российского бюрократа, закостеневшего в собственном махровом бюрократизме», — презрительно хмыкнул нагловатый внутренний голос. — «Длинный начальственный стол для переговоров, оснащённый симпатичной и гладкой чёрно-фиолетовой столешницей. Неужели, натуральный морёный дуб? Богато, ничего не скажешь… Элегантные офисные стулья, надо думать, итальянского производства. Высокие пластиковые стеллажи, выстроившиеся вдоль стен и забитые — под самую завязку — разнообразными справочниками и разномастными картонными папками. Антикварное кожаное кресло, расположенное в торце стола. Над креслом висит картина маслом в массивной позолоченной раме — Владимир Владимирович и Дмитрий Анатольевич, облачённые в профильные яркие комбинезоны, полуобнявшись, сжимают в ладонях горные лыжи. Лица у Великих Руководителей мужественные и одухотворённые — до полной и нескончаемой невозможности… Правее знакового художественного полотна расположен длинный фотоколлаж: Спасская башня Кремля с яркой рубиновой звездой, а рядом с ней — здание питерского Адмиралтейства со знаменитым корабликом на позолочённом шпиле. Складывается устойчивое впечатление, что здесь запечатлён единый архитектурный комплекс, выстроенный по чьему-то гениальному замыслу… Чуть ниже и левее „горнолыжного пейзажа“ наблюдается — в скромной латунной рамке — квадратная чёрно-белая фотография непрезентабельного мужичка: средних лет, коротко-стриженный, в очках с чёрными стёклами, с презрительно сжатыми — в бесцветную злую нитку — тонкими губами… Кто такой? Почему не знаю? А в самом антикварном кресле расположился, с интересом листая толстый глянцевый журнал, дедушка — морщинистый, толстый, добрый и местами лысоватый. Внешне напоминающий мирного провинциального пасечника, но только в нарядном генеральном мундире, густо увешанном разнообразными орденками и медальками. Тот ещё деятель. Из знаменитой серии: — „Волк в овечьей шкуре…“. Наш человек, короче говоря…».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу