Александр Зеленский: Орден Белого Орла

Со слов Азаевой выяснили следующее: графиня, заметив ее беременность, уговорила отдать ей будущего ребенка. Для родов молодую женщину отправили в Москву, но с дороги тайно возвратили и поместили в сенях барского дома, рядом со спальней графини, где молодая женщина находилась до тех пор, пока не оправилась от родов. Рожденный ею ребенок был тут же у нее отобран и передан графине.

После смерти графа Владимира Владимировича его вдова долго не печалилась и вскоре вышла замуж вторично за мещанина Азбукина. Она показала, что дочь Александра рождена именно ею, и что рассказ служанки Азаевой полностью вымышлен. Затем через полгода она изменила свои показания, поведав, что ребенок рожден не ею, а привезен ее первым мужем после того, как у нее в Москве за неделю до этого случая произошел выкидыш, и что муж сам уговорил ее выдать этого ребенка за своего.

И все же Бекман-Мусина-Пушкина-Азбукина неожиданно отказалась от последнего объяснения, заявив, что дала его по уговору поверенного графа Алексея Владимировича, пообещавшего ей за это сто тысяч рублей, и поддержала первоначальное объяснение.

Однако показания врача, лечившего графиню от заболевания, при котором никакая беременность не могла быть доношена, все поставили на свои места. Присяжные заседатели пришли к выводу, что бывшая графиня симулировала беременность, а значит, должна была быть обвинена в подлоге в актах о рождении ребенка по 1441 статье Уложения о наказаниях Российской империи.

Дело это слушалось в Московском окружном суде 24 января 1873 года. Гражданский иск со стороны графа А.В. Мусина-Пушкина поддерживал все тот же Плевако, который, как всегда, мастерски справился со своими обязанностями. В результате решением суда бывшая графиня была признана виновной в подлоге, и у нее отобрали ребенка, передав его Аграфене Азаевой, настоящей матери девочки…

Все-таки его профессия давала о себе знать. Получив информацию из прошлого, он сразу же попытался продиагностировать болезни членов графской семьи. И если диагноз заболевания, от которого почил граф, ему был ясен сразу — у графа была ишемическая болезнь сердца, и он умер от обширного инфаркта, — то болезнь графини, помешавшая ей иметь собственного ребенка, заставила врача-экстрасенса всерьез задуматься. Наконец он пришел к выводу, что она страдала гипертериозом, а точнее — токсической аденомой, из-за чего и не могла нормально выносить плод.

Усатый опер вновь призвал их в самую большую комнату обыскиваемой квартиры.

— Виталий Севастьянович и Алла Борисовна, прошу вас засвидетельствовать изъятие вот этих вещиц, — сказал он.

Буров увидел письменный стол, ящики из которого находились на полу. И все же именно там, в столе, сыскари обнаружили еще один тайник и извлекли из него несколько забавных фигурок, изображавших рыцаря-крестоносца на коне и пять его пеших слуг — драбантов. Статуэтки, похоже, были из чистого золота…

И опять сознание экстрасенса заполнилось образами каких-то людей в странных одеждах, картинами давно прошедших событий. Однако прошлое в его видениях было увязано с событиями совсем недавними. Вот одна-то из этих картин, изображавшая длинноволосого субъекта по кличке Мозоль, задержала его внимание…

…Поездка во Францию запомнилась мне особенно четко. Именно там я познакомился с двумя неординарными людьми, которые так или иначе сыграли большую роль в моей судьбе…

Первым был француз русского происхождения Максим Воздвиженский. Вторым — американец Джон Джонсон. Впрочем, не буду забегать вперед.

В Париж я поехал для того, чтобы наладить контакты с группой тамошних скупщиков антиквариата, которую возглавлял моложавый человек в темных очках. Его-то и звали Максимом, хотя сам он предпочитал, чтобы его называли просто Максом.

Он встретил меня в аэропорту «Шарль де Голль» и на своей машине марки «рено» повез через центр Парижа в район Латинского квартала.

— У меня свой отель, который так и называется — «Максим», — пояснил мне по дороге Воздвиженский. — Там нас уже поджидают мои компаньоны. Поговорим о делах, а потом я предоставлю вам возможность совершить прогулку по Парижу. Собор Парижской Богоматери, Лувр, Елисейские Поля, Триумфальная арка… Что пожелаете!

— Очень хорошо, — умильно произнес я, разглядывая, как в калейдоскопе, парижские улицы, мелькавшие за ветровыми стеклами автомобиля.