Геннадий Скубилин - Записки следователя

Лет сорока мужчина в форменной рубашке с погонами майора встретил Эмму серьезно и не выказывал своего дружелюбия к симпатичной свидетельнице. Строгий вид кабинета вконец испарил храбрость Бабкиной. Пока Эмма садилась на краешек предложенного стула, плечистый, темнолицый детектив энергично перелистывал бумаги в папке. Затем от них перевел глаза, полные тоски и молодцеватости, на прекрасную надушенную, разнаряженную, пикантную Эммочку.

Он смотрел на девушку неторопливо, пристально, изучающе, характерно, как в разоблачительном кинофильме. Бабкину взяла оторопь. Прикидываться простачком бесполезно, себе дороже станет.

— Николай Спиридонович Акуличев. А вас как величать? — издевательски-спокойно проговорил детектив. — Давайте знакомиться.

И хотя Бабкина Эмма Львовна быстро выпалила о себе все родовые подробности, с этого одного вопроса она прониклась не только страхом, но и антипатией к черноголовому, скуластому и плечистому субъекту.

Утаивать что-то не имело смысла.

Эмма говорила, и слезы застилали глаза, а потом даже брызнули и отчаянно покатились по напудренным и раскрашенным щекам. А идя на встречу сюда, она долго тренировалась перед зеркалом: как будет строить глазки, с намеком улыбаться, весело вести любовный разговор.

В последнем она не ошиблась. Серьезно и дотошно следил за ответами Эммы придирчивый детектив. Следователя интересовало все: кто и когда числился любовником у Августины, с кем просто дружила, куда ходила и зачем, кого считала закадычными приятелями, и кто к ней питал вражду. Какие имела склонности, интересы, пристрастия.

А когда вышли на Джованни Шпагетти, посыпалось очень много новых вопросов, потому что следователь «захотел находиться в курсе самых тончайших черт и деталей».

В связи с поиском Августины будет уместным дать развернутую характеристику ее задушевной подруге однокурснице Эмме Бабкиной, а заодно коснуться и самой пропавшей.

Двадцатилетняя девушка была из тех, кого в пикантных изданиях неприлично, развязно называют сексуально-озабоченными представительницами слабого пола, вместо подробного, уважительного описания характеристики. Бесцеремонно клеймят их двумя-тремя некорректными словами, которые заставляют читателя лишь криво и противно ухмыльнуться.

Постараемся отойти от грубых намеков. Когда-то Сергей Есенин писал: «По-смешному я сердцем влип, я по-глупому мысли занял». Это об Эмме Бабкиной и ее подруге Августине, хотя и метафорически, в переносном значении этих слов.

Сердце Эммы никогда не пустовало от увлечения парнями, начиная со старших классов средней школы. Одну любовь она еще не могла из него выгнать, а вторая уже захватывала там позиции.

Такая же картина наблюдалась с мыслями. Все лекции напролет она «по-глупому» обмозговывала, какого ухажера оставить «с носом» на сегодняшний вечер, а к кому бежать на встречу? И знания могли бы оказаться в стороне, да выручали способности. Такого лозунга, как «Учеба побоку», к счастью, у подружек не было.

Все происходило, как стихийное бедствие. Вероятно потому, что девушки были очень влюбчивыми. Заметим о параметрах предметов их увлечений. Они четкие. У Бабкиной особенно.

Если сказать, что Эмма любила высоких парней, значит, ничего не сказать. Как раз все наоборот. Ей нравился средний рост. Она считала, что среди рослых больше глупых, а о своих избранниках она говорила «мал золотник, а дорог».

Руки имели тоже решающее значение. На мужчин в майке или тенниске она непроизвольно обращала внимание. А если кожа рук гладкая, покрытая пушком и загаром, бархатистая, мускулистая, с шевелящимися бицепсами, руки согнуты в локтевом суставе так, что выступают плечевые мышцы, придавая им изумительно красивое очертание, то Эмма буквально впивалась в атлета глазами. Воспринимала его с интересом и жадностью, чуть-чуть стесняясь того, что сама может показаться пошлой, нескромной.

И все же, с трудом управляя рассудком, она притрагивалась «случайно» к парням и замирала, испытывая сильное волнение. Чувствовала себя на седьмом небе. Вот что делали с ней мужские руки.

«Без них я не могу» — говорила подругам Эмма, вкладывая в произнесенные слова ей одной известный смысл. Впрочем, о нем догадывались.

Относится ли это к разврату? Как сказать. Повышенная возбудимость исходила от ее холерического темперамента. А если это умножить на современный вертеп вседозволенности, что и будет то, что есть.