Елена Котова - Третье яблоко Ньютона

Рольф возил Варю в Германию, показывал свой родной город Гамбург с его удивительной архитектурой, знакомил с друзьями. В Лондоне иногда присоединялся к ужинам с приятелями Вари из Москвы. Иван, конечно, знал, что у Вари есть какой-то поклонник из Германии, но не интересовался им, понимая, что Варя не может столько лет одна ходить в музеи и театры и сидеть одна дома все уик-энды. Иногда Рольф говорил о любви, но Варе казалось, что это лишь дань условности, считается, что женщина всегда ждет от мужчины таких слов. Про себя она могла сказать, пожалуй, лишь то, что она к Рольфу очень хорошо относится. Это только на первый взгляд кажется обыденным, не романтичным, а, если вдуматься, это так много…

Рольф снимал в Лондоне полдома с террасой, рядом с громадным лондонским лесопарком. Варя любила бывать там в выходные, это было почти как на даче, они с Рольфом так и называли его дом — Datscha. На Datsch’е по субботам Варя готовила, потому что рестораны за неделю надоедали. Варина семья в Америке Рольфа особо не интересовала, ему было вполне достаточно, что в Лондоне она рядом. Когда один уезжал куда-то, другой не расстраивался и не тосковал.

Рольф помогал ей учить немецкий, восполнял пробелы в ее понимании политики. Она открывала ему глаза на английскую литературу, с которой тот не был знаком. Они вместе читали немецкие газеты и английские романы. Варя привозила русские фильмы из Москвы и, не считая это тяжкой работой, синхронно переводила ему «Покровские ворота», «Рабу любви», «Иронию судьбы». Рольф смеялся над коммунальным очагом у Покровских ворот, над фразой «Да я за гараж Родину продал…». Из последней поездки в Москву она обещала ему привезти роман «Околоноля» — он откуда-то даже и про это слышал. Но в этой поездке ей было не до книжных лавок.

Рольф был, как сказали бы русские, «правильным и педантичным человеком». Он тщательно заполнял налоговые декларации, сверяя по телефону каждую цифру с налоговой инспекцией Гамбурга. Не мог допустить никакой неточности, не говоря уже о нечестности. Прямой, честный, верный. Варя иногда называла его «моя собака», в нем и правда были надежность, преданность, но и страшное упрямство, готовность внезапно начать лаять. Иногда от голода. Иногда просто чтобы показать, кто на самом деле хозяин. Иногда просто чтобы огрызнуться и лязгнуть зубами. Как истинная собака, он также любил, чтобы его гладили по голове, чесали за ушами, вкусно кормили. Умел и умильно повилять хвостом, когда шкодил. В каком-то смысле Рольф был непознаваем. Мог с удовольствием часами рассказывать о своей жизни, а то вдруг от простого вопроса уходил легко и с улыбочкой: «А зачем тебе это знать?» Например, когда она спрашивала о женщинах в его жизни. В их отношениях не было надрыва, может быть, не было и особого полета, но не было и игры. Эта спокойная, чуть ироничная привязанность друг к другу делалась с каждым месяцем все глубже.

Стоит ли ему все рассказывать? Как объяснить «Собаке», что этот треклятый офшор с его мизерными цифрами она по русскому «а че такого?» как-то упустила записать в их внутреннюю, банковскую «декларацию»? Рольф не сможет этого понять.

«Собака» радостно встречал ее у метро — они не виделись с тех пор, как она уехала в Москву, — вилял хвостом, не от вины, от радости, что видит свою хозяйку. Они пошли ужинать в их обычный ресторан за углом, который называли «наша дачная кантина». Рольф радостно рассказывал ей о своей неделе, о событиях на работе, спрашивал ее про поездку в Москву, а она думала, что ей предстоит прожить снова в очередной раз все ужасы последней недели и разрушить безмятежность мира еще одного близкого человека…

— У меня неприятности, «Собака», — сказала она с виноватой улыбкой.

— Что случилось?

— Давай будем считать, что я тебе доложилась. Чтобы ты потом не кричал на меня: «Почему ты мне сразу не сказала?!» Но мне сегодня неохота про это говорить, ладно? Я так устала в Москве. Давай просто сегодня отдохнем, сегодня пятница, надо только радоваться началу уик-энда. А поговорим про все завтра.

— Ох, ты и шельмочка. Как хочешь. Наверное, не трагично, судя по лицу.

— Конечно, не трагично, все живы, мы с тобой винцо попиваем, утром гулять пойдем. Но поговорить, конечно, надо.

— Хорошо, Madchen, завтра расскажешь. Это твое естественное право, рассказать мне, когда ты будешь к этому готова. Пошли? Предлагаю кофе пить дома, на террасе, с сигареткой. Смотри, как темно и сколько звезд. Ты на небо-то хоть иногда смотришь? Идешь, вечно глядя себе под ноги.