Михаил Серегин - Если женщина просит

Аня не ответила, она молча вложила органайзер Кислова в сумочку и стала открывать замок.

– А… ну ты еще придешь… нет?

– Пока, Макеев, – сказала Опалева. – Всего наилучшего.

Она вышла из подъезда. Какой-то здоровяк, выгуливающий собаку, покосился на ее зеленовато-бледное лицо, скользнул взглядом по явно не по сезону туфлям, и ее буквально передернуло. Так, замечательно. Теперь ее мутит от одного лишь мужского взгляда.

А в мозгу крутились только две коротенькие фразы из дневника Юрки: «…милосердие – это его профессия» и – «Пусть считает, что это такая форма отпущения грехов».

Ну конечно! Как же она сразу не поняла еще вчера, что такие слова могут быть применены к человеку только одной профессии!

Аня бросилась к проезжей части и, остановив машину, завалилась в теплый салон, тяжело дыша.

– Куда? – спросил шофер.

– К Воздвиженскому храму.

Отца Никифора она увидела сразу. Его невысокая плотная фигура прорисовывалась на фоне иконы Николая Угодника. Рядом с пастырем стояли две миловидные прихожанки, которые улыбались, слушая горячую речь отца Никифора.

Анна подошла ближе и услышала весьма далекую от церковной тематики речь:

– Значит, мы договорились насчет завтра? А то завтра Афоня приезжает из Питера вместе с Владом, должны поставить пару ящиков за приезд.

– Мы водку не пьем, ты что, забыл, Леня? – пискнула одна из прихожанок.

– А, ну да. Да что попросите, то и будет. Господь щедр! Особенно к этим двум христопродавцам Афоне и Владу. Однако мне пора в ризницкую. Дела.

Отец Никифор распрощался с прихожанками и, торжественно ступая, направился в упомянутую выше ризницкую, как вдруг увидел Аню.

– Мир вам, святой отец, – сказала она. – Я хотела бы исповедаться.

– Позже, дочь моя, – ответил отец Никифор. – Я сейчас занят, Ань. Подожди чуть-чуть.

– Нет времени ждать, Леня, – ответила Опалева. – Я хотела поговорить с тобой о твоем старом друге Юре Кислове. Ты и не говорил, что знаком с ним.

Отец Никифор посмотрел на Аню с откровенным изумлением, к которому примешивался страх.

– Ну пойдем, пойдем в исповедальню, – сказала Аня. – Я думаю, теперь ты время найдешь.

– Он так просил меня! – с лихорадочной быстротой говорил отец Никифор, не глядя на Аню. – Он был тяжело болен и потому хотел умереть. Грозил, что покончит жизнь самоубийством, но ведь самоубийство – это смертный грех, верно? Он очень просил, предлагал деньги.

– И ты взял?

Леня опустил глаза.

– Я влип в большие долги, – пробормотал он, – в казино проигрался. Ты же видела, что я люблю ходить в такие… присутственные места.

– Священник! – проговорила Аня с тяжелым презрением. – Значит, те охранники… Леонид и второй… они знали, что ты убил Кислова?

Отец Никифор кивнул. В его глазах отчетливо читалось: откуда эта баба все знает?

– И что сказал тебе Кислов? Что он любит одну женщину, проститутку, и что он хочет, чтобы ты убил его в тот момент, когда он будет ее трахать, ему переклинит мозги и не будет больно?

– Да, но откуда ты все знаешь?

– Потому что я была та женщина, – медленно выговорила Аня. – Я. Понимаешь, ты, урод в рясе? Священник-убийца… я думала, такое бывает только в голливудских триллерах про маньяков.

Леня забормотал что-то нечленораздельное, а потом вдруг упал перед Аней на колени, и посыпался жалкий лепет, от которого Опалеву едва не вырвало:

– Анечка, у меня не было другого выхода. Я же не знал, что это ты. Я не… ну не говори, что ты… Не говори никому! Хочешь, я отдам тебе все деньги? Все деньги, которые остались у меня от тех, которые дал мне Кислов? Там еще много! Хочешь?

Аня брезгливо оттолкнула Никифорова, и он упал спиной на пол, не переставая бормотать:

– Не выдавай… не выдавай меня.

– Не бойся, не выдам. Бог не выдаст – свинья не съест, – холодно сказала Аня. – Только вот что, Ленечка. Я не выдам тебя при одном условии.

– При каком?

– Что ты немедленно сложишь с себя сан священника и займешься чем-нибудь, что больше бы соответствовало твоей натуре. Ну, в крупье бы пошел. В бармены. В сутенеры – тоже неплохое дело, прибыльное. Я даже тебе готовую клиентку подскажу – Анютик зовут. Нет, не я. Ну, или в мясники пойди. Как ты завалил этого Кислова – любо-дорого! Наверно, в армии хорошо служил?

Леня поднялся с пола. Взглянул на Аню холодным взглядом, в котором уже не было и следа страха. И ей показалось, что вот сейчас он на нее кинется, чтобы убить.