Андрей Троицкий - Дневник покойника

– Радиатор пробит, почти вся вода вытекла.

– Что же делать? – спросила Дорис.

– Выходи, мы пойдем обратно к дому. Только скорее…

Дорис выбралась из машины, сделала несколько неуверенных шагов и остановилась, едва не упав.

– Я не могу идти в этом платье, оно слишком тяжелое. И еще каблуки…

Радченко встал на колени, снял с Дорис туфли, долго ковырялся, ломая каблуки. Затем одной рукой потянул вниз за край длинного свадебного платья, другой вытащил нож и воткнул его в юбку, водя лезвием взад-вперед. Подрезав юбку до уровня колен, разложил на земле круг ткани, разрезал его поперек и, поднявшись, накинул на плечи Дорис.

Он шагал впереди и не слишком торопился, стараясь наступать на следы от покрышек, оставленные «уазиком». Но Дорис все больше отставала. Приходилось останавливаться и дожидаться ее.

– Ты можешь идти быстрее? – спросил Дима.

– Вряд ли. Я недавно подвернула ногу. Хотела убежать оттуда, но ничего не получилось. А теперь эта боль в ноге…

– Иди сюда. Опирайся на мое плечо, будет легче.

– Нет, я сама. Немного осталось.

До брошенной саманной хибары добрались за полчаса. Когда поднялись на крыльцо, Радченко увидел, как у горизонта сверкнул и погас огонек. Через минуту он снова появился, сделавшись крупнее и светлее. Из одного большого огонька образовалось два поменьше. Это были фары дальнего света, довольно мощные. Он взял Дорис за руку и провел ее через тесную прихожую в дальнюю комнату, стеной примыкавшую к кухне. Показал пальцем в темный угол и прошептал:

– Вставай туда.

– И что делать?

– Ничего. Стой и молчи. Ни звука.

Затем поставил на пол сумку и вытащил заряженный обрез. Из окна, выходившего на задний двор, ничего не было видно. Дима встал в двух шагах от двери, прижался спиной к стене и вдруг почувствовал, как предательски дрожит левое колено. Сколько ни напрягай ногу, как ее ни поставь, дрожь не унимается.

Дорис стояла в углу и молчала. Среди грязи и запустения в своем белом платье и накидке, сделанной из куска юбки, она выглядела эфемерным существом из потустороннего мира. Радченко прижал обрез к груди; он был готов пристрелить любого, кто переступит порог комнаты. Но мысль о том, что порох во время долгого хранения мог отсыреть и обрез не выстрелит, не давала покоя.

В наступившей тишине послышался звук автомобильного двигателя. Видимо, машина остановилась совсем рядом, в десятке метров от дома или того меньше. Хлопнула дверца. Донеслись чьи-то голоса, звякнула железная цепь, а потом одни ругательства. Видимо, кто-то сбросил ведро в колодец, но вместо воды поднял наверх лишь немного песка.

Где-то рядом скрипнула половица. Стараясь справиться с дрожащей коленкой, Радченко отставил левую ногу в сторону и, перенеся на нее тяжесть тела, свободной рукой смахнул со лба капли пота. За стеной что-то звякнуло; кажется, человек пнул башмаком пустую бутылку, затем развернулся и вышел на двор. Снова хлопнула дверца, и машина тронулась с места. Вскоре все звуки стихли. Дима перевел дух.

– Сколько их было? – спросила Дорис.

– Не знаю, – ответил он. – Может быть, двое. Но они обязательно вернутся. Они найдут машину. Наши следы запутают их, но ненадолго. Иди за мной.

Радченко вошел в соседнюю комнату, включил фонарик, показав Дорис, куда светить. Он нашел моток проволоки и длинный кусок шпагата. Выдвинул железную кровать на середину комнаты с тем расчетом, чтобы верхняя спинка находилась против входной двери. Проволокой прикрутил ружье к железному каркасу кровати и верхней спинке. Один конец веревки привязал к куркам, второй пропустил через крюк, торчавший из потолка. Выставив Дорис в прихожую, плотно прикрыл дверь, натянул веревку и привязал ее конец к гнутому ржавому гвоздю, заменявшему ручку двери. Если кто-то потянет дверь с другой стороны, веревка перенесет натяжение на спусковые крючки и ружье выстрелит сразу из двух стволов. Два заряда картечи разнесут в клочки нижнюю часть живота человека, стоящего за хлипкой фанерной дверью.

Дима распахнул раму с треснувшим стеклом, перекинул ногу через подоконник и выбрался наружу. Обошел дом, вернулся в комнату, где ждала Дорис, и занял то же самое место у стены, где стоял раньше.

Было так тихо, что казалось, будто эта холодная ночь продлится вечность. Дрожала коленка, болела левая рука, а кончики пальцев немели.

– Они не вернутся, – сказала Дорис. – Я совсем замерзла. Мы можем развести огонь в печке, чтобы согреться. Я не могу больше стоять на ногах. Сил нет.