Мария Брикер - Венок кентавра

– Как жаль… Раз нельзя написать портрет, я хотела бы выбрать готовое полотно. Хочу подарить картину мужу на Новый год, он ваш горячий поклонник. Я была в галерее, но там нет того, что бы я хотела.

– Проходите, выбирайте, – предложил Дербеш. – Какая тема вас интересует?

– Мне бы хотелось что-нибудь на библейскую тему.

– Простите, я не пишу на библейские темы, – неожиданно резко ответил Дербеш.

– Почему вы меня обманываете? – состроила из себя капризную дуру Елена Петровна, подошла к мольберту и сорвала ткань: – А это что, по-вашему? Я хочу эту картину!

– Эта картина не продается, – со скрытой угрозой сказал Дербеш, вырвал у Зотовой ткань и вновь закрыл мольберт.

– Я хорошо заплачу! Продайте мне эту картину, – настаивала Зотова.

Неожиданно Дербеш попер на нее грудью:

– Как я вас всех ненавижу! Богатенькие бесцеремонные ублюдки! Вы думаете, за деньги все можно купить? Даже душу мою! Не выйдет! Она не продается! Убирайся отсюда, сука!

Елена Петровна попятилась назад, теперь она верила Берн, что у Дербеша глубокая депрессия. Иначе как еще воспринять это внезапное бешенство?

– Юля, пожалуйста, не надо! – заверещала Алиса и бросилась вниз по лестнице. Она уже оделась и привела себя в порядок.

«Юля… Юлиан Дербеш – Юлия Дербенева. Юля – Юлиан, Дербеш – Дербенева», – ошарашенно подумала Зотова. Вот она – ассоциация, которая с самого начала расследования крутилась в голове! В памяти всплыл рассказ Тани Трушиной про то, что Вероника со своей подругой Юлей погуливали вместе. Не к братику ли Колесниченко они бегали расслабляться?

Дербеш ее не слышал, он схватил Елену Петровну за воротник шубки и начал выпихивать из мастерской. Елена Петровна не любила подобного фамильярного обращения. В конце концов, ничего плохого художнику она не сделала, просто попросила продать талантливо написанную картину. Поэтому Зотова сжала руку в кулак, размахнулась и дала Дербешу в глаз. Юлиан охнул и осел на пол, осоловело хлопая одним глазом – второй не открывался. Алиса молча бросилась к художнику и встала рядом с ним на колени.

– Извини, – пожала плечами Елена Петровна, сунув руку в карман. – Непроизвольно вышло. Не люблю, когда меня пихают!

– Да ничего, – шмыгнул носом художник, ощупывая опухающий глаз. – Это вы меня извините. Переработал, наверное. Вот и замкнуло. – Юлиан живописно покрутил пальцем у виска.

– Бывает! Лед у вас есть? Или холодное что-нибудь? – спросила Зотова у Алисы, которая уставилась на нее во все глаза.

– Принеси, пожалуйста, лед из холодильника, – попросил Дербеш. – А то глаз сильно распухнет.

Алиса кивнула и унеслась в другую комнату. Кажется, дочка Берн реагировала только на команды Юлиана.

– Хорошая девушка, – заметила Зотова.

– Да… – кивнул Юлиан. – Алиса вдохновляет меня своей непорочностью и чистотой. Картину я пишу ей в подарок. Алиса слишком неуверена в себе. Картина – своего рода психотерапия, поэтому эта работа не продается, – внезапно разоткровенничался художник.

– Юля Дербенева вас тоже вдохновляла своей непорочностью и чистотой? – поинтересовалась Елена Петровна и поняла, что попала в точку.

Юлиан не ответил, но она видела, какими больными стали его глаза и как побледнело лицо. Дербеш с трудом поднялся с пола, отвернулся, постоял ссутулившись некоторое время, размышляя о чем-то и пытаясь прийти в себя, обернулся.

– Вы не заказчица, – тихо сказал он.

– Угадал, я твоя совесть, – сказала Зотова и показала служебное удостоверение. – Поговорим?

Вернулась Алиса, засуетилась около Юлиана, пытаясь пристроить ему на глаз лед, завернутый в полотенце.

– Милая, иди домой, – ласково попросил художник, забрал у нее кулек и поцеловал Алису в лоб. Девушка замерла, испуганно глядя то на Дербеша, то на Елену Петровну.

– Что-то случилось? – робко спросила она.

– Все хорошо, Алиса. Иди, пожалуйста, домой, – настойчиво попросил Юлиан. – Нам надо с…

Дербеш запнулся, глядя на следователя.

– Елена Петровна Зотова, – уточнила женщина.

– Нам надо с госпожой Зотовой обсудить будущий заказ. Это долго, а время позднее. Твоя мама будет волноваться. Я тебе позвоню, милая!

Алиса постояла некоторое время в нерешительности, кивнула и пошла к выходу. Дербеш вышел в прихожую ее проводить, затем вернулся, постоял некоторое время, сложив руки на груди и разглядывая Зотову.

– Присаживайтесь, – кивнул он с усмешкой на широкую кровать с балдахином. – Я сейчас вернусь.