Александра Кравченко - Муж во временное пользование

— Здесь особый случай, — помолчав, ответил Гаевой. — Когда Ниночке было 17 лет, с ней… она… она стала свидетельницей одной истории… очень тяжелой. С тех пор у Нины… комплекс появился. Она избегает мужчин.

— Она не показалась мне замкнутой и закомплексованной.

— Да, потому что Нина — приветливый, общительный человек. По виду никто и не догадается, что у нее… Ну, в общем, Нина испытывает полнейшее отвращение к интимной жизни и о замужестве даже слышать не хочет.

— После той истории?

Гаевой скорее всего кивнул и на некоторое время в комнате воцарилось молчание, которое прерывалось лишь несколькими вздохами Гаевого. Поскольку посетитель молчал, отец, наконец, с трудом выдавил:

— Да. Но только не вздумай спрашивать ее об этом.

— Я не любопытен. И, потом, меня вполне устраивает абсолютно фиктивный брак. Так что, пусть ваша Ниночка не беспокоится. Трогать ее не буду. Я не страдаю сексуальной озабоченностью. Когда я получу ответ?

— Мне с дочками надо поговорить.

— Сегодня и поговорите. Завтра в девять утра я приду за ответом. И предупреждаю: никаких отсебятин! Все, до завтра.

Нина едва успела скрыться за дверью своей комнаты. Она услышала, как Ярослав решительными шагами покинул квартиру.

Нина, стараясь не выдать своего присутствия, осторожно уселась на стул и стала разбираться в подслушанной информации.

Итак, Ярослав — шантажист, хотя и очень своеобразный. Почему он «вышел» на отца, следил за ним? Была какая-то тайна, о которой речь, видимо, шла в начале разговора, до того момента, как Нина стала подслушивать. «Сын Николая Торича», «судебная ошибка»… Эти слова приоткрывали завесу. Очевидно, Гаевой, еще будучи юристом, каким-то образом повлиял на судьбу Николая Торича, отца Ярослава. И вот теперь, спустя много лет, Ярослав явился к Гаевому, словно граф Монте-Кристо к прокурору де Вильфору и требует расплаты за нечестное правосудие. Так или примерно так. Ну и что из этого следует? Меньше всего сейчас Нина готова была анализировать моральную сторону проблемы. Да, в прошлом отца существовали темные пятна, но не станет она его судить за это. Да и кто нынче без греха, чтобы бросить в него камень? Уж не этот ли Ярослав, наглый шантажист, делец до мозга костей? Теперь надо думать о том, как выйти из ситуации с наименьшими потерями.

И вдруг Нину словно осенило: ведь это и есть выход — и для нее, и для отца, и для всех! Где бы еще ей подвернулась такая удобная штука, как фиктивный брак? И ничего не надо придумывать, ни с кем специально договариваться — само плывет в руки. Выйдет замуж — и тем самым положит конец кривотолкам. А после развода всем станет говорить, что разочарована семейной жизнью и не желает повторения. Вот и все. Она поможет отцу — и одновременно решит свою проблему. Что тут думать? Это единственный выход.

А если шантаж будет продолжаться и дальше? Говорят, что шантажистам нельзя уступать, они от этого только наглеют. Но в любом случае надо выиграть время. Рисковать положением отца нельзя. О последствиях страшно даже подумать. Всю жизнь Нина и Катя чувствовали себя надежно защищенными широкой спиной Василия Федоровича — и вдруг эта защита может рухнуть. Катя — студентка, Нина получает в библиотеке чисто символическую зарплату. А за окном — середина девяностых, ставшая для восточных славян жестокой эпохой первоначального накопления, смутным временем. Выживает сильнейший. Нина не могла отнести себя к разряду сильных. Многие жизненные реалии ее пугали. Да и премудрости базарно-рыночной экономики были для нее скучной китайской грамотой. И потому ей ничего не остается, как приспосабливаться к обстоятельствам. Сейчас они таковы, что надо соглашаться на условия дерзкого шантажиста. Это единственный способ сохранить свой уютный мирок, не дать ему рухнуть.

Обдумав все как следует, Нина выглянула в коридор и прислушалась. Отец в кабинете с кем-то говорил по телефону. Тогда она осторожно скользнула к входной двери, открыла ее и позвонила снаружи. Вошла, не дожидаясь появления отца. Когда он выглянул в коридор, Нина уже снимала туфли и одновременно прятала в сумочку ключ.

— Ты дома, пап? А я звоню, звоню, думала, что ушел.

— В кабинете сидел, задумался, — хмуро ответил Гаевой.

— Этот неприятный субъект уже ушел? — как бы между прочим спросила Нина.

— В самом деле неприятный, — пробормотал Василий Федорович. — Ушел, но еще вернется.

В дверь позвонили. Гаевой и Нина одновременно вздрогнули.