Дарья Истомина - Леди-босс

— Не стыдно, Лыков? — спросила я.

— Ты ее не знаешь…

— Как раз знаю.

Мне стало смешно. Он явно не знал, что делать дальше, весь взмок и промокал рожу платком.

— Между прочим, майор, пистолетик мне как раз от твоих внутренних органов поднесен… Не скажу, что я к вашему министру вхожа, но подпись в книжечке видишь? Генерал-лейтенант! Я ведь такой тарарам раздую, мало не покажется…

— В каждой избушке свои погремушки, — вздохнул он. — Тут у меня один генерал — она.

— Все равно, оно тебе надо?

— Пошли! — Он поднялся. — Я тебя провожу. Сваливай, только по-честному, без возврата… Я-то что. А у Зиновия своя команда. Засекут — и поплывешь ты до самой Астрахани кверху брюхом, как осетрина потрошенная…

— А Зиновий где? В городе?

— Где ж ему быть? Лето ведь. С вышки прыгает, девок клеит… Катер у него новый, из Финляндии припер, на водяном мотоцикле гоняет… Европа-люкс!

Лыков проговорился, хотя и сам не подозревал об этом.

Он провожал меня на ментовском экипаже долго, через новый мост и еще километров десять в сторону Москвы. Потом помигал фарами прощально и отвалил.

«Дон Лимон» был слишком приметен. Пижон в желтом камзоле.

И вернуться на нем в город было уже опасно.

В Дубне я нашла платную стоянку, оставила его и села на электричку.

Купальник и тряпичную бейсболку я купила на развале близ нашего горпляжа. Подумав, добавила здоровенные очки из черной пластмассы. Чтобы не узнавали.

Пляж только назывался так — каждое лето на левый, плоский берег Волги завозили из карьера песок на барже, и экскаватор рассыпал его по узкой полоске берега. Слева и справа в двух протоках было множество притопленных ржавых посудин, так что купальщики располагались и на них. А дальше по всему берегу в ту сторону, где Волга вливалась в водохранилище, на вытоптанной траве стояли легковушки, палатки, дымили кострища — наезжего народу было, как маку. Дело понятное, махнуть на лето в Крым или Сочи нынче по ценам было почти то же самое, что смотаться в Ниццу, путевки от профсоюзов накрылись, и столичный трудовой народ осваивал то, что поближе.

Людей, несмотря на будний день, было много. Над берегом стелились шашлычные дымы, вопила детвора, полощась на мелкоте, орали бесчисленные магнитофоны, пляж почти сплошь был устлан подгорающей на солнце плотью.

Мне надо было на противоположный берег, туда, где над водой возвышался крутой обрыв!

Река здесь, в черте города, не очень разливистая, километр с небольшим, плаваю я с детства как рыба, так что самое трудное для меня было — это чтобы не прихватил на фарватере катерок водоспасателей: туда заплывать было запрещено.

Нашу бывшую усадьбу Щеколдины огородили со всех сторон высоченным забором, не прикрыта она была только с берега, там, откуда начиналась лестница вниз. Внизу они построили причал на бетонных сваях. На расстоянии ничего толком разглядеть было нельзя, но я была абсолютно уверена, что Гришка там, у них.

У причала был ошвартован белый катер с открытой низкой рубкой, но людей, кажется, на нем не было.

Я переоделась в кабинке в купальник, высмотрела на пляже приличное по виду семейство — мужа и жену с двумя детьми, попросила их присмотреть за моим барахлишком и пошла в воду.

Заплыла повыше по течению неторопливым брассом и легла на спину, если водоспасатели поднимут хай, буду врать, что меня просто занесло течением.

Все туг было изучено и исплавано сотни раз, так что я просто полеживала, раскинув руки и ноги, и чуть-чуть подгребала.

Проплывая мимо фарватерного бакена, я глянула на причал. Видно было плохо. Миновав середину пути, я вновь посмотрела туда и в этот раз все видела прекрасно. Я не могла ошибиться: на причале стоял и курил Кен. В своей «капитанке», полосатой кофте и белых джинсах.

По лестнице спускался загорелый до черноты, полуголый Зюнька. Из одежды на нем были только плавки и толстая «голда» на груди. Он нес два чемодана из желтой кожи. Что-то сказал Кену, тот засмеялся и кивнул, а Зиновий забросил чемоданы в катер и начал отвязывать швартовый конец. По лестнице вниз уже спускалась мадам Щеколдина, в белом купальном халате и соломенной шляпке. Она вела за руку Гришуню. Он был босой, в шортиках и кавказской панаме.

Я хотела заорать, но только воды нахлебалась.

Когда проморгалась, катер уже, порыкивая движком, отходил от причала, а Щеколдина смотрела вслед ему из-под ладони.

Все понятно: она, как всегда, все точно просчитала, и они убирают Гришку подальше. Но при чем тут Кен?